– Им объяснят, что снимают документальный фильм, – он улыбнулся, – я подготовлю субтитры, вы поймете сказанное… – до него донесся недовольный голос Кардозо:
– Какая разница, что она говорит? Она мне нужна не для разговоров… – Наум Исаакович надеялся, что выбранная профессором аспирантка, с ним уживется:
– Во всех отношениях, так сказать. Хорошо, что мальчик на испытания не один едет… – на операцию «Перекресток» приглашалась советская делегация, куда Эйтингон включил и людей с Лубянки. Военно-морской флот отправлял на атолл Дебору, как начальника отдела шифров:
– Ребенка она в тропики не берет, оставляет в Нью-Йорке… – Эйтингон задумался, – можно было бы изящно все провернуть… – заикнувшись о возможном исчезновении Паука и Деборы с атолла, он услышал холодный голос министра:
– Иосиф Виссарионович считает, что Паук должен остаться на западе, пока у Советского Союза не появится бомба… – до этого, с упрямством Вороны, кажется, было еще далеко:
– Наверняка, в камере она снюхалась с дочерью Кукушки… – о пропавшей Марте думать совсем не хотелось, – но не пытать же, великого физика… – по донесениям из ее лесного уединения, великий физик завтракала парижскими сырами и составляла арифметические задачи для дошкольников:
– Рано или поздно терпение товарища Сталина иссякнет, – вздохнул Эйтингон, – и тогда я ей не позавидую… – под крылом торчали трубы заводов, самолет шел на посадку:
– Очень хорошо, что я здесь недолго пробуду… – Эйтингон бросил взгляд на серый, скованный льдом, унылый город, – проверю, как идет строительство, и встречусь с этим борцом за свободу… – не открывая вторую папку, он смежил веки.
На вилле поставили большую, пахнущую морозной свежестью елку, увенчанную пятиконечной звездой. Они пили «Вдову Клико», Роза получила бриллиантовый браслет, с кроваво-красными рубинами. Камни переливались на тонком запястье женщины, стройную шею окутывал палантин, из баргузинского соболя. В гостиной пахло рождественской выпечкой. Повар при вилле, японец, до войны работал в дорогом токийском отеле. Он приготовил торт, с пьяной вишней, миндальную коврижку, и домашнее мороженое.
Эйтингон привез Розе корзины с зимними яблоками и грушами. Девочкам полагались серебряные погремушки, от Тиффани. От няни Роза, небрежно, отказалась:
– Фрау Луиза… – так звали личную горничную, – и я, справляемся, месье Нахум… – об отце девочек Наум Исаакович, разумеется, ничего не говорил,