Я продолжаю листать альбом, вглядываясь в слегка подзабытые лица из прошлого. Учителя… Они всегда казались мне взрослыми и даже старыми, но теперь я понимаю, что кому-то из них тогда было столько же, сколько мне сейчас.
Были среди них злые. Как, к примеру, «классручка» или трудовичка Анна Львовна, она же Груша, прозванная так за нестандартную фигуру. Из-за Груши я на всю жизнь возненавидела шить, даже вид швейной машинки до сих пор вызывает у меня нервные судороги. Стыдно признаться, но под Новый год (кажется, это был седьмой класс) я загадала страшное желание: «Хочу, чтобы Груша сдохла!» Каждый урок труда превращался для меня в пытку. Груша была не очень хорошей швеёй и совсем никудышным педагогом, зато мастерски умела унижать учеников, особенно девочек. Попадало за распущенные волосы, за золотые серёжки в ушах, за красивые глаза… Груша была одинока и несчастна. Я узнала это уже после окончания школы.
…Были смешные, даже нелепые. Вот учитель химии Николай Степаныч, он же Николя. Я рассматриваю его фото: взъерошенный седой чуб, большой грустный нос, на кончике которого угрожающе болтаются очки, весь вид какой-то чумной, словно он вот-вот сорвётся с места и побежит. Его здорово дразнили мальчишки, но он не замечал насмешек, будучи полностью погруженным в свою науку. Увы, не такое уж частое явление – преподаватель, искренне, но безответно влюблённый в свой предмет. Однажды во время лабораторной по химии Ромка Невзоров нарочно смешал какие-то реактивы, и в кабинете рванул взрыв. Пацаны ржали, а Николя сначала побледнел как мел, потом покраснел, а после, убедившись, что все целы, выдохнул: «Дурачьё…», сморщился, заплакал и вышел из класса. Все потрясённо молчали, и было уже не смешно, а стыдно… Через год химика парализовало, и мы всем классом ходили его навещать. Хмурая неприветливая жена учителя поила нас чаем, и видно было, как ей в тягость и наш визит, и грязная обувь, которой мы запачкали пол в прихожей, и молчащий Николя, который неподвижно лежал на диване и напоминал мумию.
Кстати, тот самый Невзоров, что устроил взрыв на уроке химии, стал профессиональным боксером и спустя семь лет после окончания школы трагически погиб во время матча…
…Математик был особенным. Я вглядываюсь в улыбчивое открытое лицо на фото, хотя могла бы нарисовать его по памяти даже с закрытыми глазами. Всё в нём казалось необычным и притягательным, даже его белорусское имя – Алесь. В него были влюблены все старшеклассницы. Я страдала по нему целых три года. На выпускном вечере, глотнув шампанского и выждав, пока Алесь перетанцует практически со всеми выпускницами, я подошла к нему и, цепенея от ужаса, выпалила торопливой скороговоркой:
– Алесь Юрьевич, я вас люблю!
Никогда не забуду его глаза в тот момент – беспомощные, растерянные… А потом я, плача навзрыд, бежала сломя