Народная монархия. Иван Солоневич

неоспоримые условия сегодняшней России уже создали благоприятную почву для любого политико-экономического прожектерства, скрывающего за собою совершенно конкретные групповые или классовые интересы профессиональных политиков всех сортов. В конкретных русских условиях – огромность пространств, отрезанность населения от столицы страны, атомизация этого населения, разрыв политической традиции, которая все-таки поддерживала какую-то преемственность поколений, подрыв моральной традиции, которая в свое время сдерживала социально борющиеся стороны в рамках хотя бы какого-то общественного приличия, – все это создает великий соблазн захвата власти: «во имя идеи» – на вывеске и во имя шкурных интересов – на практике. Одна только угроза этого захвата парализует всякое творчество в стране.

      Попытаемся перевести эти теоретические положения на язык прозаической практики.

      Народное хозяйство России является специализированным хозяйством. Говоря грубо: Москва дает ситец, Украина дает хлеб, Средняя Азия в обмен на ситец и хлеб дает хлопок. В тот момент, когда появится угроза – только угроза – «расчленения России», среднеазиатский землероб не может не вспомнить того периода своей жизни, когда хлопок у него был, но есть ему было нечего. У подмосковного текстильщика был ситец, но не было ни хлеба, ни хлопка. У украинского хлебороба не было ни ситца, ни соли (дети рождались без ногтей). Вся страна норовила перейти на уровень «натурального хозяйства». Это было вызвано «самоопределением вплоть до отделения», родившимся из советского «планового» кабака. Теперь – совершенно конкретно.

      В Москве кто-то там заседает. В Киеве уже кто-то успел засесть. В Москве обсуждаются проекты «самоопределения вплоть до отделения», а в Ташкенте какой-то тюркский дядя уже успел собрать своих джигитов. В этих условиях среднеазиатский дехканин хлопка сеять не будет. Он посеет пшеницу. Подмосковный текстильщик останется без хлопка и без хлеба, украинский хлебороб – без ситца и соли. Все они, вместе взятые, останутся без нефти и керосина, а товарищам железнодорожникам – почти сплошь великороссам – придется возвращаться heim ins Reich, бросая на произвол судьбы и джигитов, и паровозы, и вагоны и оставляя страну без транспорта. Ведь вот же – после вооруженного захвата польским генералом Желиговским литовской столицы Вильны – Либаво-Роменская дорога была совсем разобрана – ее восстановили только советчики. Сколько таких спорных дорог, уездов, рек, портов, бассейнов, залежей и прочего окажется на территории в 22 миллиона квадратных верст, поделенных между полутораста кандидатами на самоопределение вплоть до отделения? И кто на всей этой территории будет уверен в своем завтрашнем дне?

      Можно было бы предположить, что полтораста петлюр во всех их разновидностях окажутся достаточно разумными, чтобы не вызвать и политического, и хозяйственного хаоса – но для столь оптимистических предположений никаких разумных данных нет: петлюры режут