Вовлеченность – во многих странах этот термин преобладает при описании широкого спектра научно-общественных практик в политическом, образовательном, информационном и развлекательном контекстах[2]. Понятие вовлеченности может относиться к действиям и позициям как производителей знаний, так и различных секторов публики. Когда, например, ученые идут к людям, чтобы рассказать о своей работе, это называют «вовлечением общественности». Интерес и внимание широкой аудитории к научным исследованиям также называют «вовлечение (вовлеченность)»[3]. В некоторых культурных контекстах, особенно в Британии, слово «вовлеченность» – фактически синоним общественной коммуникации, оно прочно утвердилось в таких устойчивых словосочетаниях, как «вовлеченность общественности в науку и технику», которое используется чаще, чем «информирование общественности о науке и технике» или «общественное понимание науки»[4]. Изменение словаря влечет за собой, даже неявно, переход к тому, что отношения между участниками процесса начинают восприниматься как более равноправные и активные.
Разные уровни и модусы участия рассматриваются, например, как нисходящие и восходящие (Wilsdon and Willis 2004); последнему предлагается уделять приоритетное внимание на том основании, что раннее участие широкой аудитории в дискуссии, а следовательно, в определении направления исследований, скорее всего, приведет к более удовлетворительному результату для всех участников процесса и будет способствовать доверию общества к знанию. В качестве примера запоздалого (нисходящего) вовлечения приводится случай с генно-модифицированными продуктами и растениями: во многих странах мира эта продукция была представлена как товар под ключ и встретила враждебную реакцию. В Европе ученые, власти и бизнесмены учли этот опыт, попытавшись обеспечить раннее (восходящее) вовлечение общественности в сферу нанотехнологий.
Деятельность по вовлечению публики рассматривается в ряде стран как важная обязанность – и ответственность – научных организаций в контексте так называемой «третьей миссии» университетов. Основываясь на этом, ученые и политики обсуждают, какие показатели лучше позволяют судить о масштабе и эффекте такой деятельности