Крики прошлого. Часть I. Гело Никамрубис

твой отец и стал бы со мной откровенничать или говорить намеками, я оставил бы это при себе. Иначе это могло бы не лучшим образом на мне сказаться. Я верный пес своего хозяина.

      После этих слов личный телохранитель Бориса Сергеевича слегка подтолкнул сына своего хозяина, давая понять, что ему уже начинают надоедать эти пустые расспросы трусливого мальчишки, который искренне боялся своего отца, но всячески демонстративно пытался доказать обратное. Но Михаил – суровый человек с врожденной философией служения более сильному духом – видел его насквозь. И от этого относился с презрением к единственному отпрыску своего господина, хоть и довольно-таки искусно скрывал это из уважения к Двардову-старшему. Вообще нужно сказать, что, глядя на Михаила, невозможно определить, что у него на уме. С одним и тем же выражением лица он может давать похвалу отличившемуся работнику и, ровно с теми же эмоциями, придушить человека голыми руками, если ему будет отдан приказ. «Хладнокровие и самообладание – две сущности одной из немногих добродетелей воина» – так всегда он отвечал на вопросы о его беспристрастия к делу. Хотя следует признать: посторонние люди не часто задавали ему вопросы. Остальную часть пути – длинный коридор от входа до кабинета Бориса Сергеевича – они шли молча. Ведь Егор все же опасался приближенного своего родителя (хотя не так сильно, как отца) и знал: если Михаил не хочет вести диалог (а болтать он никогда не любил), то лучше помолчать. Перед дверью в кабинет телохранитель остановился, давая понять, что дальше Егору нужно идти самому. Набравшись мужества, парень вошел вовнутрь. Оказавшись внутри кабинета, он не сразу заметил отца. Сам кабинет был весьма просторный, но все-таки находиться в нем многим было тяжело. Немного мрачное помещение со всегда закрытыми занавесками темно-красного цвета. Слева от входа находилась старинная деревянная вешалка, на которой неизменно висели пиджак да в зимнее время – шарф хозяина дома. У многих, да и у Егора, она вызывала ассоциации со спаленным в самой преисподней молодым деревцем. Если же приходили посетители, они всегда снимали верхнюю одежду еще в коридоре, хоть на этом и не настаивал Борис Сергеевич. Справа располагались доспехи средневекового рыцаря, причем не парадные, а боевые. На них отчетливо можно было рассмотреть вмятины, оставленные неприятелем в бою. Еще одна особенность доспехов заключалась в том, что глазницы закрытого шлема как будто бы наблюдали за смотрящим на них человеком, под каким углом не оказался бы взгляд наблюдателя. У левой стены расположился масштабный мраморный камин. Многим приходило на ум, что камин и вешалку создавались одним и тем же мастером, так как складывалось впечатление, что достали его оттуда же, откуда и «спаленное деревце». В длину он был примерно два с половиной метра. Две фигуры полуодетых девушек со склоненными головами держали крышку камина в позе древнегреческого титана Атласа. В целом, глядя на этот камин, можно было прямо-таки ощутить силу отчаяния этих скульптур. На самой крышке лежала одна лишь сабля, принадлежавшая какому-то хану «Золотой Орды». Спереди данного творения располагалось массивное