Джульетта. Ирина Горошко

Подъём в шесь утра, первая пара – в восемь ноль-ноль. Занятия заканчиваются в час дня, потом – быстрый обед в студенческой столовой, если повезёт, или фастфуд, если совсем времени нет, и – на таможню. Там бывало по-разному. Февраль заканчивался, наступал март, а за ним и апрель – время «Экспозиции». Количество посылок увеличивалось с каждым днём. Таможенные инспекторы то и дело заставляли Анну переписывать заявления из-за малейших неточностей, иногда грозились поставить печать «Отказ» и не разрешить выдачу. Ей приходилось уговаривать, упрашивать, улыбаться, кокетничать. Чаще всего это срабатывало, но порой она была вынуждена сидеть в продуваемом и одновременно душном коридоре до девяти вечера, когда инспекторы наконец соизволяли вынести заявление с печатью «Выпуск дозволен». Это означало, что забрать посылку Анна сможет только на следующий день, ведь склад работает до 18:00. И неважно, что завтра могла быть суббота и у девушки были другие планы, ей приходилось опять ехать на таможн, высиживать в очереди на склад, получать тяжеленные посылки, тянуть их на остановку, затаскивать в автобус, который шел на автовокзал, а оттуда как-то добираться до офиса.

      Апрель и май пролетели стремительно. В апреле было мало сна, бесконечные перекусы тем, что подворачивалось под руку, ожидание по двенадцать часов на таможне и уговоры инспекторов оформить тот или иной груз срочно, без очереди, ведь открытие выставки завтра – уже завтра! – а ключевое произведение застряло на таможне, потому что его слишком поздно отправили. Инспекторы попадались разные, и благодаря этой работе Анна поняла важную вещь: можно сколько угодно надеяться, что мы способны что-то предсказывать или на что-то влиять, но есть общее течение жизни, и идти против него не имеет никакого смысла. Анна осознала, что потратит меньше нервов и ресурсов, если научится отпускать ситуацию и перестанет верить, что всё на свете зависит от неё. Она постигла прямо-таки буддистскую истину о смирении, курьерский дзен полного принятия жизни. Когда Анну в очередной раз просили переделать документ, ещё вчера для другого инспектора совершенно корректный, она не ругалась и не спорила, а покорно переписывала.

      Таможня, – говорила себе девушка, – это тренажёр по восприятию жизненных неурядиц, нелепых, алогичных и всегда возникающих тогда, когда кажется, что обо всём позаботилась и всё учла.

      Каждый раз, когда директор Джульетта Алексеевна Громовская пересекалась с Аней в офисе, она задавала девушке вопросы, словно проводила необычное, растянутое во времени собеседование. Начальница как будто присматривалась к Горелочкиной с безопасного расстояния.

      Как-то они столкнулись в коридоре:

      – А где ты раньше работала? – словно мимоходом спросила Джульетта.

      – В «Ретлесе», помощницей генерального директора.

      – А, отличный опыт работы.

      Потом в кабинете, когда Анна заполняла декларацию для таможни:

      – Анна, а как у тебя с английским?

      – Хорошо, я училась в гимназии с углублённым