– Мы приехали. – Отец взял ее за руку, и она вздрогнула.
– Я надеюсь на твой здравый смысл, – многозначительно сказал Михаил Борисович, пытаясь поймать взгляд дочери.
Мона ничего не ответила. Открыла дверь и вышла на улицу. Сентябрь выдался прохладным – за то время, что они проторчали в магазине, улицы накрыла вечерняя влажность. Она сразу же почувствовала, как липкая холодная сырость забирается под бомбер и голые ноги покрываются гусиной кожей. Обхватила себя руками, в тщетной попытке согреться, но дрожь лишь усилилась.
На плечи лег пиджак, и ей моментально стало тепло словно под пуховым одеялом.
– Пойдем. – Отец мягко взял ее под руку и повел к мраморным ступеням, ведущим в ресторан. В такие моменты она любила его особенно остро, до боли в сердце. Она бы все на свете отдала, только бы вся эта любовь и забота были действительно настоящими, а не способом поиграть на публику.
Кирилл был уже на месте, потягивал рубиновое вино. Окинул девушку оценивающим взглядом – лучше чем на фото. Похожа на французскую актрису – короткие черные вьющиеся волосы, большие выразительные глаза и губы, на которых еще виднелись остатки красной помады. Такую бы да вытряхнуть из дурацких шмоток и переодеть в красивое платье в пол – заиграла бы новыми красками. Фигурка ладная, правда, красивым глазам не хватает интеллекта – но это только к лучшему. Будет проще. Ум только все усложняет.
Под взглядом холеного мужчины лет тридцати пяти Мона моментально почувствовала себя обнаженной. Тот вальяжно сидел посреди зала и смотрел на нее как арабский шейх на породистого скакуна (она никогда не видела арабских шейхов и вряд ли бы отличила настоящего скакуна от тульского тяжеловоза, но однажды слышала, как одна из теток в офисе отца использовала это выражение, и, как ей показалось, поняла его).
Она вздернула голову и попыталась выглядеть гордо и независимо, но ей это не удалось. В бомбере и шортах она и правда смотрелась дурой в дорогом помпезном ресторане. Женщины, сидевшие здесь, были одеты в длинные платья и переливались натуральными камнями. Внезапно Мона почувствовала себя маленькой беззащитной девочкой и схватила отца за руку.
– Это он? – шепнула она, Михаил Борисович молча кивнул и подвел дочь к столу. Тоном старосветского помещика, который привел на бал дебютанток единственную дочь и теперь презентует ее молодому графу, он представил Мону:
– Моя дочь, Мария.
– Мона, –