И. Ильин, размышляя о «тайне монархии», четко определяет мистико-религиозную сущность царской власти: «… у царя есть особое призвание – культивировать в себе свой ноуменально царственный состав, священную глубину своего духа – свою волю, свою благую волю … ибо царь есть государственный центр и источник спасения и строительства своего народа» [117, с.127].
Отныне в народном сознании царь воспринимался как носитель благодати, харизмы, т.е. как «помазанник Божий». Мистика царской власти усматривалась в ее надмирной цели, а поскольку перед Церковью была та же цель, то соединение двух ветвей власти – государственно-политической и духовно-религиозной – стало пониматься как «симфония властей».
«Симфония» была разрушена церковной реформой Никона и реформами Петра I. Петр, приняв титул «Отца Отечества», который до этого имел право носить только глава Церкви, придал самодержавию абсолютное измерение, о чем свидетельствовало, кстати, «превращение» «царя» в «императора». Но формирование новой исторической аксиоматики началось все же с церковного раскола, в XVII веке, смыслом которого было противостояние двух идеалов: просветительского, ориентированного на внешнюю мудрость (его выразителем был Симеон Полоцкий), и святоотеческого, ориентированного на нравственное совершенство (Аввакум). Государственная власть, поддержав «новых учителей», первых русских западников, начала дело разрушения идеала соборности, смысл которого заключался до этого в том, что каждый ощущал единство народа, Церкви и государства как единство каждого с каждым в Боге через присутствие благодати. Соборность – субстанциональное единство народа, основа которого особая нравственно-духовная «умно-сердечная» связь. Небесным прообразом соборного начала в русском народе была «Троица единосущностная и нераздельная», все Лица которой связаны любовью и послушанием. Именно поэтому «русская идея», как попытка вербального выражения принципа соборности, по своему составу всегда троична (знаменитое «православие, самодержавие, народность» графа Уварова, например).
Желание приблизиться к воплощению царства Божия на земле требовало особого действия, в основе которого лежала потребность сочетать небесное и земное, божественное и человеческое в конкретной реальности, – преображения. Личность не могла преобразиться в одиночку, но только вместе с другими личностями, сообща, на основе полной добровольности, свободно избирая себе этот путь. Государство было способом социального «собирания» личностей, Церковь – мистического. И вот эта-то «симфоническая» личность была разрушена расколом, который, по меткому замечанию А. Карташова, «толкнул оскорбленную и ревнивую святорусскую душу в соблазн: бежать … с царского пути общей православно-национальной культуры» [131,38].
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст