В его изображении Украина предстаёт сказочной страной, этакой малороссийской Аркадией. Там нет крепостничества, голода, и чиновного произвола, а зажиточные селяне работают в поле, веселятся на ярмарке, и играют свадьбы. Как ни удивительно, но в украинских рассказах и повестях Гоголя среди горожан и хуторян нет отрицательных героев. Конфликты случаются, но это размолвки между хорошими в целом людьми. Даже чёрт в «Ночи перед Рождеством» какой-то особенный, чисто хохлацкий чёрт, больше похожий на джинна из бутылки, если его, конечно, оседлать. Перебежчик Ондрий из «Тараса Бульбы» вызывает неподдельное сочувствие, ведь он предал своих товарищей не из трусости или каких-то низменных побуждений. Он стал жертвой безумной страсти, внушённой ему прекрасной полячкой, то есть игрушкой слепого рока. Это его не оправдывает, но смерть он принял мужественно и достойно, как положительный герой. Злодеи в этих произведениях имеются, но не свои доморощенные. Чаще всего это представители нечистой силы, реже внешние враги – турки или поляки.
В русском цикле всё совершенно наоборот. В этих произведениях очень наглядно видна ненависть Гоголя к России, и к её порядкам. В них вообще нет положительных героев. Ни единого. Создать такое под силу только гению. Юмор отсутствует. Вместо него справедливая, но очень злобная сатира. Должно быть, Николай Васильевич наслаждался, выдумывая русским персонажам уродские фамилии. Его украинские фамилии тоже придуманы, но они звучат скорее смешно, чем злобно. Надо полагать, что когда зрители аплодируют словам «Над кем смеётесь?», они не догадываются, что этой фразой Гоголь издевается над ними самими. Он издевается над москалями, создавшими этого государственного монстра по имени Российская империя, а затем ставшими его рабами.
Поэтому я думаю, что если бы действие «Ревизора» происходило где-нибудь в Полтаве или Миргороде, то у Гоголя из него получился бы искромётный водевиль, в котором главный герой бедный жених Хлестаченко, благодаря ошибке женится на дочке городского головы.
После этой речи на полминуты воцарилось молчание, прерванное возвратившимся Метисом, который громко стукнул дверцей автобуса. Он с недоумением смотрел на пассажиров, но дисциплинированно помалкивал. Борис Леопольдович очнулся, и сказал Виктору:
– Слышал? Вот тебе и новая трактовки «Ревизора». Да ещё и новый взгляд на «Одиссея».
– Да уж. Как-то всё неожиданно.
Худрук вытащил блокнот и авторучку, что-то написал, а затем обратился к оратору:
– Молодой человек, как твоё имя?
– Родион.
– Слушай сюда Родион. Если ты надумаешь сходить в наш театр,