Государь дал очень точное определение тому, что произошло на Ходынке: страшный грех. Интересно, что и народ воспринял случившееся как грех, осознавая, что он не просто омрачил Царю радость торжества, но вместо молитвенного стояния устроил кровавое приношение идолу мамоны. Когда на следующий день Царь и Царица присутствовали на панихиде по погибшим, а «затем посетили Старо-Екатерининскую больницу, где обошли палаты, поговорили с пострадавшими, то многие из них переживали, со слезами на глазах просили Царя простить их, “неразумных”, испортивших “такой праздник”»{822}.
Об этом же писала Великому Князю Георгию Александровичу Вдовствующая Императрица Мария Федоровна: «Я была очень расстроена, увидев этих несчастных раненых, наполовину раздавленных, в госпитале, и почти каждый из них потерял кого-нибудь из своих близких. Это было душераздирающе. Но в то же время они были такие значимые и возвышенные в своей простоте, что они просто вызывали желание стать перед ними на колени. Они были такими трогательными, не обвиняя никого, кроме их самих. Они говорили, что виноваты сами и очень сожалеют, что расстроили этим Царя! Они как всегда были возвышенными, и можно более чем гордиться от сознания, что ты принадлежишь к такому великому и прекрасному народу. Другие классы должны бы были с них брать пример, а не пожирать друг друга, и главным образом, своей жестокостью возбуждать умы до такого состояния, которого я еще никогда не видела за 30 лет моего пребывания в России»{823}.
19 мая было официально объявлено, что «Его Императорское Величество, глубоко опечаленный событием, повелел оказать пособие пострадавшим– выдать по тысяче рублей на каждую осиротевшую семью и расходы на похороны погибших принять на Его счет»{824}{825}. Это пособие семьи погибших в ходынской давке получали до февраля 1917 г.
В 12 ½ ч. Император Николай II и Императрица Александра Феодоровна поехали на Ходынское поле. Государь хотел узнать всё сам на месте. Однако на поле было всё уже прибрано. Многие полагали, что Государь совершил большую ошибку, что не прервал коронационных торжеств. В. Ф. Джунковский был не согласен с этим: «Катастрофа произошла только на небольшом пространстве, все остальное необъятное пространство Ходынского поля было полно народа, его было до миллиона, многие только под вечер узнали о катастрофе, народ этот пришел издалека, и лишать его праздника вряд ли было бы правильным. Государь был бледен, Императрица сосредоточенна, видно было, что они переживали, как им трудно было брать на себя и делать вид, как будто ничего не произошло. Как только Их Величества вступили на крыльцо Царского павильона, на крыше его взвился Императорский штандарт и грянул выстрел салюта. Стоявшая перед павильоном масса народа сразу обнажила головы, и громовое «ура» вылетело из этих сотен тысяч уст. Это было потрясающе, шапки полетели вверх, раздались звуки гимна “Боже, Царя храни”, затем “Славься!” Государь пробыл ½ часа и все время