Как только мы сворачиваем на Вест Хейвен Корт, мою грудь сдавливает. Это еще одна проблема Сомервилля: слишком много воспоминаний и ассоциаций. Все, что здесь происходит, случалось уже тысячу раз. На секунды в голове всплывают воспоминания о тысяче других поездок… тысяче поездок на большом папином «Субурбане» с бурым кофейным пятном на пассажирском сиденье, напоминающем о семейных путешествиях, праздничных ужинах и совместных вылазках по делам.
Забавно, как что-то может быть таким постоянным, а потом измениться в одночасье.
«Субурбан» теперь выставлен на продажу. Папа хочет обменять его на модель поменьше, как уже обменял свой большой дом и семью из четырех человек на квартирку поменьше и бойкую миниатюрную блондинку по имени Шерил. И мы уже никогда не проедем до дома № 37 всей семьей.
Машина Дары припаркована позади маминой на подъездной аллее. Она такая грязная, что я могу оставить отпечатки ладоней рядом с бензобаком. Пара пушистых игральных костей, которые я купила ей в Волмарте, все еще висят на заднем стекле. Мне становится немного легче от того, что она их не выбросила. Интересно, начала ли она снова водить? Интересно, застану ли я ее дома, сидящую на кухне в слишком большой для нее футболке и микроскопических шортах, ковыряющую ногти на пальцах ног? Она всегда так делает, когда хочет свести меня с ума. Поднимет ли она на меня глаза, сдует ли челку и скажет: «Привет, Нинпин, – как будто ничего и не произошло, как будто она не избегала меня последние три месяца?»
Только когда мы припарковались, я замечаю, что отец, кажется, переживает из-за того, что избавляется от меня.
– С тобой все будет в порядке? – спрашивает он.
– А ты как думаешь? – отвечаю я.
Хочу выйти из машины, но он меня останавливает.
– Так будет лучше для тебя, – повторяет он. – Лучше для вас обеих. Даже доктор Личми сказал…
– Доктор Личми – зануда, – бросаю я и выбираюсь из машины, прежде чем он успевает возразить.
После аварии родители заставили меня посещать доктора Личми раз в неделю. Похоже, они опасались, что я могла разбить машину намеренно или что сотрясение навсегда вывело из строя мои мозги. Но они перестали настаивать на этих визитах, после того как я не издала ни единого звука за время четырех сеансов стоимостью по 250 долларов каждый. Понятия не имею, ходит ли еще Дара к нему.
Мне приходится стукнуть по багажнику, чтобы отец его открыл. Он даже не утруждается выйти из машины, чтобы меня обнять (не то чтобы мне этого хотелось), просто опускает стекло и машет рукой, как будто я – пассажир корабля, который вот-вот отправится в плавание.
– Я люблю тебя, – произносит он. –