член партии – потенциальный провокатор». Наступил период распада и разложения. Из-за границы эта атмосфера перекинулась в Россию, всюду взращивая семена недоверия и сомнения (Аргунов 1924: 77).
56. По существу то же разнообразие мнений представлено в сегодняшней полемике об Азефе – от «патологического убийцы-провокатора» (Кожинов 1998: 68) до концепции израильского историка Л. Прайсмана, утверждающего, что главным для Азефа-террориста был еврейский вопрос и, устраняя Плеве и вел. кн. Сергея Александровича, он руководствовался национальными чувствами (Прайсман 1992:107-08).
57. Ср. едва ли не в тон этому звучащий физиономический анализ другого провокатора, остающегося неназванным, в очерке В. Розанова «Почему Азеф-провокатор не был узнан революционерами» (1909) (речь идет о фотографическом снимке):
Хотя позади, помнится, стояло несколько человек, но из них сейчас же выделился в моем внимании неприятный господин, коротко остриженный, с жесткими, торчащими, прямыми волосами, низким лбом, в темных очках, полный в корпусе и с сильно развитым подбородком (Розанов 2004: 43).
Глава 3
«…Самый что ни на есть кровавый и страшенный революционер»
– Если б мне пришлось ради достижения моих целей и ради рабочих сделаться не только священником или чиновником, а проституткой даже, я, ни минуты не задумываясь, вышел бы на Невский!
Хитрец Рутенберг был потом тем человеком, кто выдал Гапона его убийцам.
9 января 1905 г., которое вошло в русскую историю под названием Кровавое воскресенье и которое традиционно связывают с началом первой русской революции, описано подробно и многократно (о расстреле и подавлении мирного шествия см., например: Горький 1968-76, VIII: 349-73; Бонч-Бруевич 1955: 15–46, и др.).
Ведь никто не встретит старость —
Смерть летит из уст в уста…
Высоко пылает ярость,
Даль кровавая пуста… —
писал А. Блок в стихотворении «Шли на приступ. Прямо в грудь…» (1905), конфискованном полицией.
Один из самых чутких к «шуму времени» современников, писатель В.Г. Короленко, воспринимая события 9 января как исторический водораздел (очерк «9 января 1905 года», 1905), вспоминал в связи с этой датой образ из «Казаков» Л. Толстого, когда едущему на Кавказ по степной равнине Оленину кажется, что никакого горного пейзажа, который мог бы поразить его воображение, не существует вовсе.
Читатель помнит, наверное, – пишет Короленко, – то ощущение внезапного нервного подъема, можно сказать, пожалуй – удара по нервам, который пришлось пережить толстовскому герою, когда, проснувшись наутро, он увидел, что дорога его, еще бегущая