Капрал. Николай Гуськов

ничего конструктивного на ум не приходило, но я чувствовал, что надо информировать его.

      – Где остальные? Полегли? – Стал допрашивать меня его холодный и искусственный тенор.

      – Я откололся, на нас напали. – Опрометью ответил я.

      – Лучше бы я тебя застрелил. – Отвернувшись заметил он.

      – Что? – Недоумевающе спросил я.

      – Такие, как ты, просто животные. – Он стал уходить дальше, а я пытался его догнать.

      Я ринулся к нему, взял его за плечо, на что он неодобрительно отнекивался.

      – Эй! Не трогай меня!

      – Вам нужна помощь. – Сказал я.

      – Лучше бы я в тебя пальнул, только раздражаешь. – Говорил он.

      – Эй-эй. Я серьезно, не спорим. У вас кровь. – Твердил я.

      – Черта с два, мне от тебя помощь не нужна, ты дезертир. – Говорил он. – Только попробуй за мною увязаться.

      Вокруг нас пустое пространство, я не знаю куда идти, я готов следовать за ним. По крайней мере, он выглядит уверенным. Но он отказал моей просьбе следовать с ним. Теперь я сомневаюсь в том, что мое выживание было обязательным, а не просто девиацией жизни, словно я должен был умереть лежа в грязи от пуль, так и не добравшись до стены. Поэтому сейчас я нахожусь в импровизированном лимбе. Никто, даже бог, не знает, что со мной делать.

      Я напористо шел за ним, он не оглядывался. Стенающий ветер растрепал мои волосы, вопреки ветру, мне было чересчур жарко, я снял форменную куртку, оголив свои руки.

      Прошло примерно несколько минут, и бренное тело, порицающего меня разума, рухнуло на землю. Мне пришлось подбежать к нему, он сказал, что нуждается в воде. Я взял свою флягу, начал ее трясти, чтобы быть уверенным в том, что вода есть и далее откупорил ее, летчик молниеносно стал ее осушать. Он смог встать, но не сразу отблагодарил меня, видимо, он не из благодарных людей. Он был уперто убежден в осмысленности неприязни ко мне. Надежды урезонить его были химерами, его слепая ретивость быть упертым, побеждает аргументы: Я говорил ему, что я, можно сказать, спас его, но он якобы не слышал. Он немощно передвигал своими ногами, на вид он был сильным, но орудовал силой крайне плохо. Его глаза были ярко голубыми, но казались призмой, озаряя все радугой, по каким то причинам, он был очень красивым, но любил спекулировать словами, извлеченными из контекста, казалось, что этот глупый разговор лишь его усмешка.