Наблюдатели оторопело смотрят на меня, чего ради я сужу их, таких безмятежных, таких прекрасных…
– Как вы поступали с болью, ненавистью, страданиями?
Главный разводит призрачными руками, разве может в нашем идеальном мире быть боль и ненависть…
Одинокая звезда на моем столе вспыхивает красным. Лжец, лжец. Мягко предупреждаю подсудимого, что если еще раз обманет, на помилование может не рассчитывать.
– Что вы делали с болью и ненавистью?
Подсудимый признается. Да, сбрасывали на обратную сторону планеты. В подпространство.
– Как давно вы этим занимались?
– Из поколения в поколение. Всегда. Сколько себя помнят.
– Вы знали, что есть лимит зла и ненависти, после которого планета взорвется?
Он хочет сказать – нет, тут же спохватывается, смотрит на одинокую звезду у меня на столе.
– Ну… о чем-то таком догадывались…
– Вы знали это. Почему же вы продолжали это делать… из поколения в поколение?
Подсудимый разводит призрачными руками. Ну… нехорошо, конечно… а что еще было делать с ненавистью… вот позвал ты прекрасную даму на свидание, а она не пришла, и весь кипишь и клокочешь, что же теперь, на других, что ли, зло срывать…
– У вас было достаточно времени найти другие способы утилизации.
Подсудимый кивает. До того ли было… думали, успеется…
Хочу напомнить про индюка, который тоже думал. Не напоминаю.
Оглашаю приговор.
Подсудимые бросаются ко мне, умоляют, просят помиловать, да мы же… мы же просто… мы же только… да дайте нам другую планету, мы уж точно ее убережем, мы уже придумали, куда злобу девать, мы из нее энергию качать будем…
Не слушаю.
Вспыхивает одинокая звезда.
Стражники уводят виновных.
Это было давно.
Суд.
Один из многих.
Перебираю в памяти суды, заточенные в кристаллы, любуюсь мерцанием граней…
Снова нахожу кристалл, где я встречаюсь с ним. Заглядываю в глубину памяти, пытаюсь по переливам света вспомнить, как это было…
Скелеты.
Ну да, скелеты. Огромные остовы, которые поднимались к темным облакам. Вот и все, что осталось на мертвой планете от некогда великого народа. Скелеты. Остовы. Костяки. Я ничего не знал об этом племени, они оставили после себя мало, ничтожно мало, только каменные основы, плоть на которых давно истлела.
Я ничего про них не знал – и в то же время восхищался ими. Даже после смерти они не хотели падать, становиться прахом, землей. Упорно стояли, подняв свои окаменевшие тела к небу.
Они росли целыми колониями, разбросанными далеко друг от друга. Между отдельными скелетами я видел остатки каких-то нитей, связей, как и между колониями. Горделивые и величественные, росли они