Все дружно отказались. Некоторые хотели подольше остаться на травке.
А вот я, по неопытности, предложение В. С. подбросить меня в Москву однажды принял. «Вот и хорошо – сказала она – поможешь шампанское донести – мне Новосветовское коллекционное прислали». Она села за руль «Волги» цвета «белой ночи», я рядом и почему-то мне захотелось пристегнуть ремень безопасности. Она стартовала в конце дороги от админздания, ведущей прямо к воротам для автотранспорта. Они были закрыты. Скорости она не снижала и, казалось, сейчас врежемся. В последний момент ворота открылись, и я успел заметить перепуганные лица охранников по сторонам ворот.
Ехали мы, скорее всего, по Внуковскому шоссе. Это была правительственная трасса, и милиционеров на ней было достаточно, но В. С. их игнорировала – скорость была намного выше разрешенной. Правил явно она не нарушала, но ехала она, как теперь выражаются, агрессивно. На поворотах я несколько раз хватался за кожаную петлю, висевшую над дверью. Пару раз я видел, как ей отдавали честь, иногда пытались поднять полосатую палку, но потом, видимо, узнавали. Перед красным светом тормозила в последний момент, на желтый проезжала не задумываясь. Если она хотела подготовить меня морально к испытательным полетам, то она своей цели достигла. На Ми-4 было гораздо спокойнее, несмотря на опасные ситуации.
На этом мои испытания не кончились. В. С. напомнила о ящике шампанского, и я взялся было нести его сам, но она подхватила второй конец и мы дошли до лифта профессорского дома Академии Жуковского. Я собирался занести ящик в квартиру и удалиться, но она сказала, что не отпустит, пока не напоит чаем. В стометровой квартире никого не было. В гостиной поблескивал рояль с раскрытыми нотами. В шкафах и на столах много книг и альбомов.
Памятная доска на доме Академии Жуковского, где жила Гризодубова
К чаю были бутерброды из сырокопченой колбасы и лососины (остатки кремлевского пайка), и вкусные пирожные типа «картошки». Мне они понравились. Она объяснила, что самолично накрутила их из остатков пражского торта, орехов, печенья и сгущенного молока. Я боялся ей надоесть, но она с удовольствием общалась – видно было, что с недавними студентами она встречается не часто. Я расспрашивал об их знаменитом полете, о Кремле.
Она рассказывала с юмором, который в ней трудно было предположить. Критических слов в адрес «самых высоких» товарищей я от нее не слыхал. Запомнилось, что Сталин после войны ограничивал свой круг общения уже знакомыми и проверенными людьми. В частности, на приемы часто приглашались Орлова, Серова и Гризодубова.