Я беру немного денег, телефон, паспорт, свинцовую гирьку против гопников – она удвоит силу удара, помню, так говорили мои друзья во дворе.
Нужно действовать быстро, ведь скоро начнёт темнеть, что затруднит поиски. Я бегу по луже, утопая в грязи, плевать на одежды и пусть на меня смотрят, как на психа – ноги для того и нужны, чтобы преодолевать препятствия, а не обходить их!
Чего бы с ней не случилось, вряд ли помощь придёт со стороны. Я мчусь по дорогам, запрыгиваю в трамвай. Он едет слишком медленно! Откуда я знаю куда идти? Не знаю! Просто бегу, доверяясь интуиции, решаю, куда завернуть в последний момент, не зная что ждёт меня за углом.
Я спрыгиваю с трамвая через три остановки – к продуктовому рынку (я пробегаю его насквозь, не думая – по привычным координатам, проверенному нашими ногами пути. Её нет) – за ним галерея (где я был однажды с отцом, вместо последних уроков тайком от матери), и я вокруг, и я за неё (так через двор короче) – супермаркет кишит чужими людьми («вы видели, вы видели? – может с утра, может днём.. здесь… не было моей мамы»? – никто не знает) – длинная ровная, спокойная и монотонная, как древняя почти иссохшая река, узкая улица городского бульвара отнимает не мало сил у пешего, а я бегу! (десятки лавочек, скрепками держащие контуры проспекта, чтобы те не расползлись на дорогу и в грязные дворы, усеяны людьми всех возрастов, дурацкими декоративными собаками, не понимающими, что с ними происходит, бутылками, обёртками, пьяными телами – всем, чем угодно, кроме неё… усталой)
куда она спешит, зачем бежит от меня?
потом – до конца, упираясь в переход, почти стёртый на гудящем потоке (отдышка, нагнувшись, руками в колени) – сквер героя Гуртьева с засахаренными после вчерашней оттепели и утреннего морозца деревьями, снова приманил своей лыжнёй пару спортсменов – городская площадь пуста – её дворы и закоулки – огромный академический театр, избавленный от безвкусных колонн – к бронзовому Бунину, что стоит, скрестив руки, на городском холме – нет, нет, нет! – к музею, но скорее закусочной рядом со старыми добрыми беляшами, через мост, под которым мёрзнут утки вбок.. вниз.. к реке к стеле и вдоль реки (тихое уютное место) до раскидистой ивы, нависшей прямо над водой – перешел мост и на старую Ильинскую улицу с её развилкой и множеством магазинов, танком на постаменте, сквером (когда закончатся силы, я отдохну там, на деревянной скамейке) – обратно по Болховской к любимому театру – в парк, за ним, где в центре какой-то памятный камень, как кусок астероида и дальше – по самой протяженной Комсомольской (заглядывая каждому в глаза, не пропуская прохожих, витрин, отражением в которых вдруг застряла она) до автовокзала – потом на маршрутку и обратно до – железнодорожного, с которого ещё можно будет уехать домой в случае неудачи…
Нет. Нет. Нет!
уезжаю.
Я открываю глаза, которые не желают пускать слёз. Да, они блестят, но потому что устали. Голову снова кто-то колит, как орех. К вечеру, постоянно к вечеру. Стемнело. Похолодало. На часах почти восемь.
Её нет.
Альбом