могу я помочь Вам? Очевидно, Вы перепутали входы – конюшня дальше по дороге и направо». Но вместо этого он молчаливо склонил голову и жестом указал мне подниматься по лестнице, что я и сделала. Лестница оказалась на редкость длинная, и пока я поднималась, с меня сошло семь потов. Я не смела даже головы поднять, не говоря о том, чтобы оглядеть идущих рядом со мной людей. И в сотый раз я прошлась нецензурной руганью по Сане и ее пригласительному – надо же было позволить затащить себя сюда. Неужели ее бы это не смутило? Вся эта роскошь, пафос, самолюбование? И поняла – Сашку не смутило бы. Сашка бы из колготок вон выпрыгивала, лишь бы поскорее зайти внутрь. Сашка, в своем дешевом пальто и платье, сшитым в каком-нибудь подвале на коленке, заботливыми руками беженцев из средней Азии, чувствовала себя так же, как все эти женщины в мехах и камнях. Сашка шла бы с гордо поднятой головой, и, как только я подумала об этом, откуда-то появилась смелость. Так, совсем немного, но ровно столько, чтобы хватило сил поднять голову и оглядеться. Честно говоря, я была совершенно уверена, что люди, идущие рядом со мной, должны смотреть на меня, как на прокаженную, словно я источаю бедность, как запах. Но все оказалось совсем наоборот – меня просто никто не замечал. Улыбающиеся, шикарные, дорого одетые, они скользили по мне взглядом, даже не задерживаясь на моей персоне, отворачивались и снова скользили взглядами по людской толпе. Они были слишком заняты собой. Я была здесь кем-то само собой разумеющимся, что само по себе странно. Я, грешным делом, подумала, что в вечернем свете мой наряд стал выглядеть дороже, ведь ночью все кошки серы. Я глянула на впереди идущую женщину – ее платье, по странному стечению обстоятельств, было таким же ярко-красным, как мое – потом снова оглядела себя. Ничего подобного! Оказывается, даже серые кошки могут быть серыми по-разному. Я была все в том же дешевом платье, и полумрак не только не скрывал, но и подчеркивал плохо продуманный силуэт, отвратительную отделку швов и бедность ткани. Мне стало стыдно, и я сделалась со своим платьем одного цвета.
На площадке перед распахнутыми входными дверями швейцар проверял пригласительные, и пока до меня дошла моя очередь, я миллион раз прокрутила в голове мгновение, когда он берет мой пригласительный, быстро пробегается по нему надменным взглядом и громко, отчетливо говорит, что мой билет недействителен – прошлогодняя подделка – и просит немедленно покинуть территорию. Как будут смотреть на меня люди, пока я, умирая со стыда, буду спускаться по лестнице вниз, с одним лишь желанием – провалиться сквозь землю, обязательно прихватив с собой Александру. И вот подошла моя очередь. Дрожащими руками я протягиваю прямоугольный кусок плотной бумаги, швейцар внимательно просматривает его, тратя на это половину моей жизни, и забирая его себе надменно, но с почтительным величием говорит:
– Доброго вечера, мадам. Желаю приятно провести ночь, – и жестом приглашает меня зайти внутрь.
Не помня себя от страха и смущения, я полетела
