Я не хочу тебя вернуть. Не хочу. И не хочу, чтобы этот текст каким-то образом задел тебя и обидел настолько, что ты не сможешь меня простить. Я хочу всего лишь отдать должное этим отношениям, хочу высвободить свои мысли, эмоции, мне от них стало слишком тяжело.
День за днем, главу за главой, страницу за страницей, я буду выжигать тебя из своей памяти, вырывать все то, что стало мне родным. Буду пытаться не жалеть о том, что мне приходится это делать. Я знаю, что нам обоим было плохо, и не раз. И эти строки говорят о том, что я готов все окончательно разрушить, убавить свою чувствительность к этому до бесчувственности.
Эта книга будет холодной, как огонь, и жаркой, как лед. Когда будет нужно, чтобы она тебя согрела, она тебя еще больше обложит льдом, а когда ты захочешь, чтобы она тебя остудила, она обожжет.
Это будет очень честная и правдивая книга, где я предстану пред тобой, хотя бы один раз полностью открытым, не скрывая ни малейший факт, ни самое незначительное событие, ни одну самую быструю, короткую и плохую мысль.
Ты не смогла не уйти, а я не смог не написать об этом.
Я тебя простил, и ты меня прости, ладно?
День первый
Мне кажется, что это будет мой самый тяжелый текст.
Я не мог писать первые несколько дней. Признаюсь честно – не было сил. Сколько я думал о том, что произошло, почему все повторилось, почему ты решила уйти, почему я такой неисправимый и невыносимый – сложно себе представить. Меня терзали всякие разные мысли, от плохих, до очень плохих. И когда я чувствовал, что мне становится невыносимо больно, я, не глядя на время, шел спать. Мне немного повезло, что у меня график на работе скользящий, и такая возможность впасть в спячку предоставлялась регулярно.
Знаешь, я стал больше ссориться по пустякам со всеми. И больше всего молчал. Молчал, копил все в себе, как пороховая бочка, был готов взорваться в любой момент, и даже взрывался. К счастью, у меня хватило сил собираться и идти дальше.
Я ехал по этим брестским улочкам, смотрел на красивые светящиеся вывески на зданиях, наблюдал за людьми, спешащими, по всей видимости, домой, и вел непринужденную беседу. Надо сказать, этот парень водит свое авто очень умело, я так точно не смогу. Но так же умело построить диалог не получалось. Все говоришь о посредственном и том, что никакого отношения не имеет к тому, что у меня происходит внутри: о каких-то машинах и железяках к ним, в коих я не разбираюсь даже на чуть-чуть, о работе в Польше, о матушке-России и как в ней жить – обо всем, что никоим образом не касалось бы личных отношений.
Эта холодная и унылая зима, практически без снега пришедшая в этот город, не добавляла никакой пикантности или чего-то такого, чтобы я мог пострадать со вкусом. Знаешь, раньше меня куда больше заботило то, что люди обо мне подумают, что они скажут, как я буду выглядеть в их глазах и как мне поправить свое положение. Я хотел не дружить и быть другом – это мое любимое. Звучит более правдиво, чем странно, на самом-то деле. Наверное, если до этих строк доберется кто-то из моего временного окружения за все эти годы, особенно из числа парней, то со мной перестанут даже здороваться. Люди у нас такие, тебе ли не знать. И мне сейчас совершенно неважно, пусть от меня отвернутся хоть все, потому что я сам закрылся, сам спрятался, не хочу никого к себе подпускать близко. И отчасти в этом виновата ты, конечно.
На самом деле я хотел начать писать еще вчера, но не смог. У меня совершенно не осталось на это времени. Все мое дневное время занимает университет, а вечером мне хочется просто отдохнуть, снять напряжение в мозгах просмотрами каких-нибудь бесполезных телепередач и неумелой готовкой макарон. Я бы и не смотрел этот телевизор, наверное, но в этой тесной квартирке больше ничего нет, чем можно было бы заняться, интернета нет, то есть. Даже жутко осознавать, что теперь и у меня понятие «есть все» помещается лишь в наличие безлимитного интернета. Я тебе не раз говорил о том, что люди с появлением и глобальным распространением прогресса деградируют. Человек в принципе теряет все, что он умеет, все навыки, все знания, за него думает и решает интернет и поисковые системы. Человек стал заниматься рутинной работой, ну или любой другой, не приносящей пользы на самом-то деле, только лишь для того, чтобы обогатить корпорации и позволить им выделять каждому человеку скудное жалованье, привязывающее его навеки к этой работе. Но ты не стала бы выслушивать это «нравоучения», как ты их называла, сейчас, это я понимаю. У тебя другой мир, другие стремления, другие приоритеты. Ты не раз говорила, что мы совершенно из разных миров. Знаешь, я до сих пор этого так и не понял, потому что не вижу никакого другого мира. Для меня он по-прежнему один, огромный, неизведанный, таинственный, но все же он один, и люди в нем живут по давно известному сценарию.
Я в какие-то моменты стал скучать по твоему пению, которое меня часто раздражало. Я с большим огорчением осознал тот факт, что