– Отужинаем как господа! – провозгласил он, сбрасывая шляпу на стол и бухаясь в дорогое кресло, украшенное искусной резьбой.
Погружённый в свои думы Готфрид, лишь улыбнулся, и они продолжили прерванную трапезу.
Им нравилось ужинать в расписных залах ратуши, чувствуя себя значимыми и уважаемыми людьми. Особенно это нравилось Дитриху, потому что он всегда жил в пригороде. В ратуше он занимал кресло бургомистра или викария, ревностно следя за тем, чтобы Готфрид не уселся выше по званию.
– Хорошо, что сейчас герр Фёрнер ведёт городские дела! – со счастливым вздохом сказал он. – Который год уже, а я всё нарадоваться не могу. Поприжал он благородных-то, ведьм и еретиков поприжал, простому люду воли дал. Даже жалование нам поднял. Говорят, кабинет старого бургомистра до сих пор пустует.
– Не знаю, – ответил Готфрид, отхлёбывая пива. – Скорее всего, после его казни кабинет занял кто-нибудь другой…
– А его казнили? – удивлённый Дитрих даже поставил пиво на стол и придвинулся поближе. – Я думал, что его герр епископ сняли с поста за то, что противился их воле…
– Нет, – Готфрид покачал головой. – Его пытали и казнили, неужто ты не помнишь? Держали в Труденхаусе, как и всех ведьмаков. Им ещё занимался…
– А его в Труденхаусе держали? – Дитрих снова выпучил глаза. – Это что же, значит, он у нас под носом был, а я так и не узнал?!
Готфрид усмехнулся:
– Куда уж тебе было о нём думать? Ты же его в глаза ни разу и не видел, и разговоров наших о нём не слушал.
– Это ещё почему? – младший ведьмолов будто бы позабыл часть своей жизни.
Готфрид уже не мог сдерживать улыбку.
– Ты ведь тогда увлечён был какой-то девкой. Даже когда по улице шёл, вечно в нечистоты забредал. А уж что тебе говорили, ты не слышал. Как ветер в печную трубу дул – так слова у тебя в одно ухо влетали, а из другого вылетали.
Дитрих сразу подобрался, лицо его стало ещё более жёстким, а взгляд похолодел, словно вершины восточных гор зимой.
– Да, было такое, – ответил он, тщетно пытаясь изобразить отрешённость и спокойствие. – Она меня околдовала, вот я и думал только о ней. А она оказалась ведьмой. Причём такой гулящей, что Боже упаси.
– Но ведь она была, кажется, целительницей или белой колдуньей?
– Всё одно – ведьма! – отрезал Дитрих, вперившись в глаза друга яростным взглядом. – Я как узнал, сразу и сошло с меня наваждение-то. Понял я, что околдовала она меня.
– А ведь ты даже мне её не показывал, не знакомил. Как её звали? – Улыбнулся Готфрид, ради забавы ещё больше распаляя друга.
– Говорю же, околдовала! – отмахнулся тот, не попавшись на удочку. – Вот и не хотел никому показывать – боялся, что уведут. Хэленой её звали… Ты