Андрей Тимофеевич Болотов прожил долгую и, можно сказать, счастливую жизнь, которую сам тщательно устраивал и благоустраивал. Пятеро детей, доживших до зрелых лет, – четыре дочери и любимый сын Павел – казалось, понимали, что их отец являл собою человека, выходившего из разряда ординарных. Его наследие вроде бы стоило сохранять, но… Десять лет спустя после смерти Андрея Тимофеевича его любимое Дворяниново пошло с молотка. Заглох знаменитый парк, порушились без присмотра беседки и мостики, тиной и болотиной затянуло болотовский каскад прудов. А ведь здесь каждый уголок представлял собою тщательно продуманную и выпестованную картину природы. Хваленой дворянской чести не хватило на поддержание даже скромной усадебки, которая требовала для того самых незначительных вложений и просто заботливых хозяйских рук. С середины XIX века и до октября 1917 года в Дворянинове сменился десяток владельцев, по большей части равнодушных к истории и прекрасному. Оказался среди них и небольшой монастырек, тогда как собственное потомство Болотова тянуло к размаху – в Оптину пустынь и Шамордино. Настоятельницей Шамордина монастыря, одной из крупнейших женских обителей в начале XX века, стала правнучка ученого-энциклопедиста. Надо отдать ей должное; железной рукой она великолепно наладила обширное монастырское хозяйство, которое многие десятилетия не смогли порушить ни девичьи склоки, ни пресловутые комбеды, ни колхозы с совхозами.
«Хозяева новой жизни», большевики, смотрели на Андрея Тимофеевича Болотова исключительно как на барина-паразита и помещика-кровопийцу. Они окончательно порушили все то, что еще сохранялось в болотовской усадьбе. О «русском энциклопедисте» следовало накрепко забыть, как и вообще забыть о «проклятом прошлом» России.
Даже знаменитые «Записки» Андрея Тимофеевича при большевиках стали издаваться в весьма урезанном виде, хотя они нехотя и признавались ценным историческим источником. Сочинения Болотова, вызывавшие в XIX столетии неподдельное восхищение читателей, в 1920-е годы попали в руки умелых проводников троцкистских идей. Издательство «Academia» не могло пройти мимо них, а его редакторы не могли не поглумиться над обширными и, в общем-то, бесхитростными текстами Андрея Тимофеевича. Купирование «Записок» производилось так ловко, с таким подлинно иезуитским искусством, что отрицательные стороны прежней русской жизни вроде издевательств над крепостными неожиданно выплывали на первый план, тогда как все положительное тщательно затушевывалось или исчезало вовсе. Сокращения делались десятками глав, а не страниц. Именно в таком урезанном виде и переиздается теперь главное сочинение Андрея Тимофеевича, а его многотомность притупляет бдительность даже опытного читателя.
В XVIII веке еще не успели изобрести ни телевизора, ни радио, ни фотоаппарата. Для