Как я сейчас вспоминаю, это был самый напряженный период моей жизни, потому что мы с утра до ночи учили язык. По шесть-восемь часов в день у нас были занятия по языку, не считая самоподготовки. Причем арабский язык – это ведь не простой язык, написание справа налево, без гласных! И в то же время, это был очень романтический период жизни! С одной стороны, было трудно, с другой – очень интересно. Конечно, не все у нас мечтали попасть на войну, но я-то чувствовал, что уже скоро-скоро я попаду туда, о чем я грезил! Так и получилось. В 1972 году, когда я приехал в Сирию, арабы готовились к войне – не израильтяне, а арабы! Они хотели отомстить за «шестидневную войну», за 1967 год[128].
Так что, повторюсь, в 1973 году я попал в самое пекло. Могу честно сказать: так, как я начинал войну, никто из моих коллег не начинал! Потому что наша бронетанковая бригада, в которой я служил, когда наступала, все шли на танках, а я со своим советником – на машине ГАЗ-69, который был покрыт только брезентом. И вот мы зашли на израильскую территорию с арабскими частями, под бомбежками, под напалмом… Но это уже другая история. Как я это вспоминаю – сейчас уже, конечно, было бы страшно, жутко, и, наверное, я ни за что не поехал бы вот так! А тогда был какой-то романтизм. Я же все это даже снимал, у меня есть заснятые на пленку моменты, когда там идут бомбежки, самолеты летят…
– Про Вашу службу в Сирии уже опубликованы достаточно подробные Ваши воспоминания в сборнике «Куито-Куанавале. Неизвестная война». Как долго Вы там пробыли?
– Почти два с половиной года.
– Почему в качестве второго языка вам дали именно португальский?
– Потому что мы вернулись в очень интересное время. Это был 1975 год, когда я вернулся из Сирии. А в 1974-м случилась революция в Португалии, и португальские колонии были на пороге обретения независимости. Уже было понятно, что туда поедут советские военные специалисты, и соответственно, понадобятся переводчики. Поэтому приоритет при распределении на португальский язык отдавался тем, у кого уже был реальный боевой опыт[129], потому что именно там намечались новые «горячие точки». И мою фамилию подали на португальский даже без спроса, то есть без моего первоначального согласия. Но мне сказали главное, когда распределяли на португальский: молодой человек, скоро опять под знамена, и вперед и с песней! Мне этого было достаточно.
Итак, португальский язык. Естественно, мы понимали, что в Португалию мы точно не поедем. Но оставались португальские колонии. И мы поняли, что, скорее всего, нам светят Ангола, Мозамбик или еще что-то в этом роде. Во мне опять заиграл мой непреходящий романтизм. И