Молодой ростовщик Иван Петрович Птицын имел красивую теорию, оправдывающую ростовщичество: «Он доказал Гане, что ничего не делает бесчестного и что напрасно тот называет его жидом; что если деньги в такой цене, то он не виноват».
Птицын ведет себя в романе настолько умно, осторожно и вежливо, что, подпав под его скромное обаяние, очень скоро вообще перестаешь обращать внимание на то, что этот милый господин занимается отвратительным делом – ростовщичеством. Что под благородным предлогом финансовой помощи он обирает людей, пользуясь их сложными житейскими обстоятельствами. Что за неуплату долгов с процентами ему, например, достались чьи-то дачи, и намного дешевле их реальной стоимости. Одну из таких дач он продал Лебедеву («А мне Иван Петрович Птицын уступил одну из дач, дешево ему доставшихся»), в другой пока что проживал сам и тоже готовил ее к продаже. То есть хватка у скромного Птицына безжалостная. Недаром Рогожин, и сам купец, дает Птицыну самое страшное прозвание – «процентная душа».
Птицын женится на девушке из масонской семьи – Варе Иволгиной. Он дружен с Ганей Иволгиным, хотя и знает, что Ганя его презирает. Птицын имеет общие дела «с очень известным в своем кругу» господином Салазкиным. Это тот самый господин (масон, разумеется, исполняющий поручения русской масонской верхушки), который каким-то чудом сумел очень быстро разыскать князя по поручению его тетки с известием о наследстве, а после руководил и самим процессом получения наследства. Именно Салазкин приобрел особую популярность у неких превосходнейших людей – «благодаря его аккуратности в делах он уже известен с весьма хорошей точки людям превосходнейшим, и дела его расширяются». Но именно этому господину генерал Епанчин и не доверял более всего, даже организовав за ним слежку в Москве: «Оказалось, что он, в интересах князя, поручил наблюдать за ним, и особенно за руководителем его Салазкиным».
Кто организовал слежку за князем?
Самым ярким доказательством того, что ростовщик Птицын был масоном, является… слежка за князем в тот момент, когда он находился сначала в Москве, а потом и во внутренних российских губерниях. Начнем Москвы.
В Москве за князем были установлены две слежки. Первая – добрейшим генералом Епанчиным, исходившим из интересов князя, которого по степени непрактичности он почитал практически за ребенка, а потому нисколько не сомневался, что наследство Мышкина тут же привлечет к нему рой мошенников. Но данная инициатива Ивана Федоровича ограничивалась только Москвой и наследством князя. Как только наследство было князем получено, а сам он из Москвы внезапно исчез, генерал Епанчин слежку за князем свернул.
Вторая слежка была установлена за Мышиным совеем другими людьми, совсем по другому поводу и длилась все то время, что Мышкин находился не только в Москве, но и в разъездах.
Важнейшим доказательством этому служит тот факт, что петербургский ростовщик