Ну, во-первых, почему Мышкин действительно принимает в свою душу отвратных Келлера и Лебедева, понятно – потому что они тоже масоны, вот почему. Но об этом потом. Сейчас же я вынуждена защитить Достоевского от Г. Померанца.
Нет, никакие свои ипостаси Достоевский не спутал! Ибо то, что Померанц видит лишь как какие-то спутанные ипостаси, Достоевский задумывал как программный мышкинский монолог, а потому и высказать его должен был именно Мышкин! Причем именно тот Мышкин, каким его создал Достоевский, а не выдумал Померанц. Потому что это всего лишь у Померанца Мышкин «не может начисто отвергнуть крупнейшую из христианских церквей». А вот у Достоевского – может отвергнуть, и еще как отвергает!
Почему? Потому что, в соответствии с авторским замыслом, Мышкин масон. Преданный ордену фанатик, тамплиер в душе, с детства впитавший ненависть к католицизму и христианству в целом. Поэтому именно Мышкин, только он, и больше никто, и должен был произнести эту обвинительную антикатолическую – а главное, антихристианскую! – речь. Только масон Мышкин и мог утверждать, что повальное европейское безверие возникло «из ненависти к церкви и ко христианству».
Вот, оказывается, к чему в финале своего монолога подвел Мышкин – ненависть к христианству! Никто из пришедших на смотрины и глазом не успел моргнуть, а уж Мышкин давно вышел за рамки католичества – и теперь прямо обвиняет в атеизме всё христианство в целом! То есть и православие тоже.
И для масона Мышкина ничего странного, или тёмного, или ошибочного в его яростном антикатолическом и антихристианском монологе нет. Ибо разрушение христианства – первая масонская цель. Как сформулировал О. Платонов: «Замысел масонов подчинить себе русскую церковь был просто чудовищен. По сути дела, это означало перевернуть церковь, а идеи, с которыми она боролась, сделать господствующими и таким образом разрушить Православие»3).
«Наш Христос, которого мы сохранили»
Исследовательница Е. Местергази верно почувствовала антихристианскую суть Мышкина, сказав, что «главный герой романа изначально вне Христа, внутренне от Него отторгнут»4). При этом никаких основополагающих причин для такого внутреннего отторжения исследовательницей выявлено не было, а весь так и оставшийся для нее непонятным мышкинский антихристианский монолог Е. Местергази назвала, как мы помним, «одним из самых «темных» мест в романе». Хотя именно эту ее догадку – что Мышкин вне Христа – и подтверждает речь князя на смотринах.
Обличительный антихристианский монолог князя еще не закончен. Мышкин не унимается. И вот уже, к вящему ужасу присутствующих, он практически открыто призывает к замене распятого Иисуса на какого-то другого Христа (курсив мой):
– …И не думайте, чтоб это было всё так невинно и бесстрашно для нас; о, нам нужен отпор, и скорей,