Когда Aня была маленькая, мама ей читала Маршака. Тогда ей все нравилось, особенно про подвиги советских людей, но сейчас все это не могло уже так восприниматься, нет ни пионеров, ни ГТО, ни лагерей … о чем говорить! А вот переводы не устарели: чудак-король и его дурацкое масло, которое он сначала по недоразумению не получил, а потом … получил и радовался. Яшка, разумеется, король. У него там всего несколько реплик, и 'мылит руки мылом', и 'съезжает по перилам', получая в результате свой вожделенный бутерброд. С Никой и Линой было непросто: королева только одна … а молочница непрестижна. Лиде удалось убедить Нику, что 'молочница' – интересный персонаж, она с королевой разговаривает и с коровой, которой Аня сама согласилась стать. Костюмы сделали из того, что было: юбки подоткнули, парики и короны были. Был, кстати, и костюм коровы. У Ники почти сразу начало получаться, а с Линой пришлось работать. Она говорила свою роль, но не позволяла себе полностью расслабиться. Что там у нее происходило в голове? То ли не чувствовала 'как', то ли не умела себя отпустить, то ли ей все время казалось, что она будет по-дурацки выглядеть?
Яшка улыбался и не мог четко выучить свои слова. Репетиции Аня целиком взяла на себя. Помощник ей был не нужен. Она сама увлекалась и все время пыталась заставить детей вжиться в смешную ситуацию в королевской семье. Причем ситуация была настолько бытовая, что ее следовало сыграть очень просто без пафоса волшебной сказки. Ну, не поняли сначала люди друг друга, а потом поняли … Тут и корова – полноправный участник истории. Он тоже вносит свое предложение, дает совет насчет 'мармелада', ведь она хочет, как лучше. Надо было все сыграть, как крохотную Мольеровскую пьесу: комедию недоразумений. Недоразумение разрешается и все счастливы. Дети никак не могли понять, почему для Ани не так уж важны костюмы. Для них-то они были 'самое главное', возможность выйти в длинном платье с кринолином и фижмами, короне или чепце. Аня понимала конечно, что детское восприятие пьески – другое … ей надо было и себя, эрудированную, учесть, и детский интерес.
Они с Лидой выбрали песенки для инсценировки, которые совершенно не были детскими. В том-то и дело. Дети должны понимать юмор и суть картинки, их актерство не должно было развиваться на голодном пайке примитивных и назидательных пьес для детских садов. Песни было две: причем диаметрально противоположных, хотя только с первого взгляда. Решили изобразить школу бальных танцев Соломона Кляра. Там, ведь, очень всего много. По-сути это еврейская Одесса. Убогий, с претензией на изящество и утонченность 'учитель', который в ужасе от своих клиентов, которым 'все можно' и которые не имеют ни малейшего представления о воспитании. Вернее, оно у них есть, но свое ' одесское'. А почему ребенку нельзя сморкаться в занавеску, если у него забит нос, ну, захотел Боря писать, ну, он же маленький, что тут такого