– Этого еще не хватало, – проговорила Мари, в отчаянии обратив взор на запад, будто пытаясь силой воли помешать заходу солнца.
– Ничего не выйдет. Ночь приходит, а с ней и боль… – Леда снова вздрогнула, закатив глаза до самых белков, и медленно, почти грациозно осела на землю.
– Я здесь, мама. Я тебе помогу, всегда помогу, – бормотала Мари. И, взяв мать на руки, стала карабкаться вверх по склону, прижав Леду к сердцу и дивясь про себя, до чего она легонькая, почти бескостная – словно держишь раненую птицу.
Откуда-то сверху донесся крик ужаса, и Мари застыла как вкопанная. Сзади хрустели сучья, трещали кусты, кто-то грубо топал по нежному моховому ковру, мял папоротники, громил священные статуи Великой Матери.
Стиснув зубы, Мари взяла Леду поудобнее, стараясь идти быстрее и не замечать стонов матери, не думать о том, что лицо ее из белого, как брюхо дохлой рыбы, стало серым, как тени при луне.
Мари выбралась на самый верх. Сжимая в объятиях мать, кинулась к увитому плющом кедру. Место оказалось еще укромней, чем предполагала Мари. Ствол накренился, и плющ целиком поглотил его.
Позади снова раздался крик, на сей раз ближе. Крик и звук шагов подстегнули Мари. Нагнув голову и заслонив собой Леду, она заглянула под полог из плюща и сухих ветвей – и нос к носу столкнулась с Дженной и Ксандром.
– Мари! Леда! Вы… – Широкая отцовская ладонь зажала Дженне рот, заглушив радостное приветствие.
Мари упала на колени, прижала палец к губам: тише! Девочка и ее отец переводили взгляд с Мари на ее бесчувственную мать, но когда вблизи их убежища раздались тяжелые шаги, глаза их округлились от ужаса. Боясь шевельнуться, Мари затаила дыхание и крепче прижала к себе раненую Леду.
– Видел землерылиху – побежала сюда, – послышался в шаге от них мужской голос. – Та самая, что разнесла Мигелю камнем скулу.
– Ник, мы уже изловили четырех самок. Это даже с запасом, ведь на Ферме надо заменить всего трех. Если еще одну сцапаем, Мигелю этим не поможешь, кожа у него не зарастет. Остается ждать, то ли он поправится, то ли… – Второй стоял дальше первого, но слова его тоже долетали в укрытие.
– Поймать бы ту, что ранила Мигеля! – твердил Ник, будто не слыша товарища.
– Послушай, Ник, не стоит ради этого здесь задерживаться. Солнце вот-вот зайдет. Мы и так далеко отошли от охотничьих угодий, и все из-за твоих поисков щенка. Тадеус лютует, он не даст продолжить охоту, тем более что один из нас ранен. Пора назад.
– Я бы еще немного поискал, О’Брайен. – Отчаяние в голосе Ника поразило Мари.
– Братишка, тебе попадались хоть какие-нибудь следы щенка – отпечаток лапы, клочок шерсти, помет? Хоть что-нибудь?
Слова эти обрушились на Мари тяжким грузом, будто в карманы насыпали камней и они тянут ее в омут тревоги и страха, тащат на дно, не дают всплыть.
– Нет, ну и неважно. Ведь не было здесь следов