Увидел щенок овчарки папоротник, раскрывший листья пред ним, будто навстречу солнцу.
Свернулся щенок среди листьев,
Где не страшны ни дождь, ни враги, ни холод.
И со щенком угнездилось Племя
Средь листьев священных, ласковых и густых.
И пережив зиму, поняло первое Племя,
Что за сокровище им открыла овчарка.
Ралина снова поднялась, обращаясь к Племени. От нее будто исходил свет.
Защиту в листьях зеленых открыли они.
Красоту в листьях зеленых открыли они.
Силу в листьях зеленых открыли они.
Папоротник священный открыли они!
Племя, не в силах сдержать радость, подхватило:
– Папоротник священный открыли они!
Ралина простерла вверх тонкие руки. Ночной ветерок покачивал деревья, мерцало в лучах полной луны платье Ралины, и Нику она казалась похожей на стройную молодую сосенку, что тянулась к ласковому лунному свету.
– Когда пробудила весна первое Племя и дни из темных стали светлыми и ясными, поняли люди, что за чудо даровало Солнце им и собакам. – Ралина порхнула к священным соснам, на ветвях которых покоились священные папоротники с широкими, сочными, будто посеребренными листьями. И стала напевать, лаская большой лист, как только что ласкала своего спутника.
Ты и Племя теперь едины.
В нас проросли твои споры,
Преобразив нас, навеки связав нас.
Теперь мы Псобратья, Солнца любимые дети, Древесное Племя.
Племя гудело, подхватив знакомые строки, но тут О’Брайен легонько толкнул Ника в бок и шепнул:
– Эй, глянь на щенка!
Ник увидел, что щенок проснулся и ковыляет прямо к нему! Волосы у Ника встали дыбом, радостная дрожь пробежала по телу, когда щенок приблизился к нему, сел прямо напротив и уставился в ожидании.
7
– Чтоб меня жуки съели! Да неужто он тебя выбирает? – прошептал О’Брайен.
Ник не шевелился, не отводя взгляда от умных янтарных щенячьих глаз, не отвечая О’Брайену, чтобы не развеять чары, не спугнуть волшебство.
– Эй, малыш! Я вернулся. – За спиной у Ника вдруг вырос Опекун; слегка пошатываясь, он тяжело опирался рукой о ствол. – Опять пора вниз?
С приходом Опекуна щенок перенес на свое внимание на него и, нетерпеливо помахивая хвостом, тихонько вякнул.
Ник глотнул воздуха, лишь теперь осознав, что все это время не дышал, стараясь не нарушить тишину. Взгляд его, больше не занятый щенком, невольно скользнул к другому краю площадки, где на почетном месте сидел отец. Сол наблюдал за сыном так внимательно, что позабыл следить за своим лицом, и Ник увидел, как оно отразило сменявшие друг друга чувства – ожидание, грусть, разочарование и наконец, в итоге, жалость.
Жгучий стыд пронзил Ника, и он поспешно отвернулся из страха, что все Племя смотрит на него глазами отца.
– Верно, малыш, зря я тебе разрешил столько пить на ночь, но ведь праздник же! – Опекун пошатывался и икал, от него разило зельем покрепче весеннего пива.
Стараясь не выдать