Анатолий отреагировал быстрее меня. Размашистым шагом, он прошел к своему столу, и, потеснив Никанор Никанорыча, извлек из ящика прозрачную бутылку, а с ней три двухсотграммовых граненых стакана с пожелтевшими стенками.
– Вот, други! Как раз на такой случай припасены, родные, – сказал Анатолий, пододвигая стул от соседнего стола. Про свое детище – стул недочиненный – он и не вспоминал.
– Да мы и сами, с усами, – снова неподобающе захихикал Никанор Никанорыч.
Он живенько справился с замками на своем портфеле, и, покопавшись, выпростал из тесного нутра еще бутылку. Но то было лишь начало. За водкой последовали перочинный ножик с зеленой пластмассовой рукояткой, два пупырчатых лимона и целлофановый пакет с запотевшими овощами. Я различил внутри огурцы, помидоры, нарезанный хлеб. Никанор Никанорыч, по всему видать, готовился загодя.
Перестав шарить в портфеле, Никанор Никанорыч закрыл его, приставил к ножке стула и удовлетворенно поглядел на нас с Анатолием.
– Ну что, други, как изволил выразиться Анатоль Саныч, приступим?
Вместо ответа, Анатолий широким жестом смел со своего стола все разом бумаги на пол.
– Приступим!
Сразу желал бы сделать я оговорку, что совсем не любитель я спиртного. Кроме того, совершеннейше хотел бы избежать впечатления, что такое на кафедре любимого моего университета происходит частенько. Это не так. Иногда случается, конечно, чаще с какими-то празднованиями связано, получением научного звания или же юбилея, если решил сотрудник справить его на кафедре. Ну а в этот день некоторый энтузиазм был связан с перенапряжением моральным, когда требовалось понизить эмоциональный градус. От исследований уже голова шла кругом, надо было устроить себе передышку. Хотя и отдавал я себе отчет, что завтра будет мне не очень хорошо, однако же очень хотелось расслабиться, избавиться от не столько физического, сколько морального дискомфорта. Завтрашняя утренняя лекция моя была простой, без изысков.
Возлияния наши продолжались до глубокой ночи. Попивая водку из желтостенных граненых стаканов, мы похрустывали малосольными огурчиками, и, как водится, мололи языком. Предмет пересудов в этом случае отступает на второй план, уступая место самому процессу спора. Мы поочередно крыли руководство, все равно какое, утюжили положение дел в мире. Анатолий, устрашая нас с Никанор Никанорычем нетрезвым басом, доказывал нам свою точку зрения, совпадающую, между прочим, с мнением правительства:
– Закон – вот что главное! Закон! А губит нас, други, коррупция. Гоголь еще пытался предостеречь нас. Гоголя почитайте, там все есть.
– Позвольте выразить замечанье! -кричал Никанор Никанорыч, брызжа слюной. – Николай Васильич, он, известное дело, как в воду глядел, тут не поспоришь. Да только не предостерегать он нас пытался, милостивый Анатоль Саныч, не предостерегать. Факты всего-навсего он констатировал. В его-то времена на Руси