В отсутствие Абеля-старшего он брал в кабинете отца книги и тащил их в свою комнату, строил из книг дома, пирамиды, высоченные башни и замки. Когда отец с отчаяньем в сотый раз кричал, что книги для этого не предназначены, ломал постройки, наказывал крепким шлепком и уносил вожделенные тома в свою библиотеку, Фердинанд, раздувая, как паруса, крылья белого носа, подолгу стоял один среди комнаты, пристально смотрел в пустоту, и, постепенно отмирая, бежал и похищал их снова. Синяя жилка билась на правой стороне его лба, он озирался, тащил свою добычу к себе, поспешно складывая то, что было разрушено. Абель-старший, заламывая руки, кричал, что это ребёнок самого дьявола, что в два года не может обычный ребёнок быть так своеволен и упрям. Дрожа от напряжения, Фердинанд старался выдержать ледяной взгляд отца. Когда силы для дерзости не оставалось, Фердинанд садился и с невозможной для ребёнка тоской смотрел перед собой.
Аланд довольно часто наблюдал в своем внутреннем «экране» такие картины и не понимал, зачем Абель оставил при себе мальчишку, которого так ненавидит, и как можно так ненавидеть ребёнка. Однажды он увидел, как трёхлетний Фердинанд карабкается по черепичной крыше, и понял, что отчаянью сына пришёл конец. Он лезет на головокружительную для него высоту островерхой крыши над двухэтажным домом, смотрит то в небо, то вниз, и его сердце стучит от ужаса и восторга. Он видит мощёный тротуар, готов к смертельному прыжку, но смотрит на небеса, ему кажется, что он взлетит и навсегда исчезнет отсюда.
Аланд, в секунду опустошив все свои силы, заставил выскочить из дома ничего не понимающую экономку, на её крики выбежали соседи. Фердинанд обмяк и попятился от края, внизу люди, натянуто одеяло, а с другой стороны крыша спускалась до первого этажа, там не было этой бездны – внутренний двор, мусорный бак… Фердинанд отполз к трубе, лёг, силы оставили его.
Аланд приехал в Ревель, сам нашёл сыну гувернантку, снабдил её авторитетными для Абеля рекомендациями, и велел соглашаться на самое ничтожное жалованье (неважно, что будет платить Абель, за своего сына Аланд платить будет сам, и это будут хорошие деньги), лишь бы клерк согласился. Тот согласился, перепуганный внезапным вниманием соседей к его отношениям с сыном, разговоров вокруг своего честного имени он не любил.
Фердинанд был вял, разбит, вроде не болел, но и на здорового был не похож. На гувернантку смотрел непонимающе, он не привык к тому, чтобы с ним разговаривали, касались его, читали, вели гулять. Он ждал разочарования и подвоха, не дерзил и не радовался. В доме появились детские книжки, игрушки, но оттаивал он долго. На прогулках Аланд позволял себе побродить с маленьким Фердинандом, подержать