Брови парня поползли вверх, а левая, которую рассекал надвое старый широкий шрам, оказалась значительно выше правой.
– Я что-то не понял…
– А тут нечего понимать. Ведь моя родина ни на Севере и ни на Западе. И к Островному поясу, и к легендарным Южным землям я не имею никакого отношения. Я, вообще, не отсюда, не из этого мира… Мой дом где-то там, далеко-далеко в небесах и он называется Земля, просто Земля. На рассвете из-за горизонта там встаёт только одно светило, и ночью небо освещает не прекрасный Октаэн, а небольшая планета-спутник, которая называется Луна.
Молчал Дайк долго, очень долго. Я уже десять раз успела пожалеть, что попыталась рассказать ему правду о себе. Когда же надежда на получение какой-либо реакции почти исчезла, он тихо произнёс:
– Неужели я перестарался, и трава привела к такому нарушению? Учитель предупреждал, что действие может быть непредсказуемым.
Я вскочила с места:
– Тебе пора. Уже поздно. Разговаривать нам больше не о чем, во всяком случае, пока!
Он как-то растерянно глянул, выдавил, запинаясь: «Прости…»― и быстро вышел, почти выбежал.
Пока я доделывала вечернюю работу и возилась по хозяйству, то ещё как-то сдерживалась, но как только бухнулась на кучу соломы, застеленную одеялом, которая заменила мне матрас, разревелась в голос: «Он не верит мне! Не верит! И считает сумасшедшей! Он! Он! Тот, кто выходил меня, вылечил, заботился, помог бежать из леса! Но почему?! Почему?! Он же видел мою земную одежду, короткие волосы и то, что у меня нет «родовой метки» он тоже знает! Неужели мало доказательств?! Мозг! Тан! Почему?! Почему Дайк не верит?! Я не понимаю…».
Я зажмурилась и тут же оказалась у двери в библиотеку. В длинном коридоре, расходящимся в стороны, было светло, гораздо светлее, чем раньше. Я вытерла слёзы и осмотрелась: «Давненько я здесь не была…». Но в этот момент дверь резко распахнулась и мой профессор, осмотрев меня с ног до головы, после паузы воскликнул:
– Наконец-то!― и подхватил на руки.
От неожиданности я даже перестала хлюпать носом. Он пронёс меня вдоль высоких тёмных стеллажей и глобуса и усадил на кушетку. Я утёрла мокрые глаза:
– Ты чего?! Это что значит?
Он уселся на пол, вставил свой идиотский монокль и улыбнулся:
– Но ты же сказала, что ноги твоей в моей библиотеке больше не будет. И пока своего решения не отменяла…
Я заулыбалась:
– Ну ты! Да когда это было!
– Но было же…
– Тан, прости… Я такая дура! Очень не хватало всего этого…― и обвела взглядом это странное, но в то же время такое уютное помещение внутри моего разума.
– Я рад это слышать…
– А ты изменился… Похоже, опять помолодел…
– Заметно?― он не отрывал от меня глаз.
– Заметно. Одного не понимаю, зачем этот дурацкий монокль?!
– Как зачем? Чтобы дразнить тебя! Должно же быть хоть что-то во мне, что тебя раздражает!
– Думаешь?!
– Уверен!
Хохотали мы уже вместе.