Метафизические причины возникновения постмодерна
Как истинный коньяк может быть только Cognac’ом, так постмодерн строит свой базис лишь только на основе модерна и премодерна, являясь апогеем традиционного общества. Основу постмодернистского восприятия составляет ангедоническая трансформация традиции с последующей аберрацией. Утилитарная амфиболичность трансцендентного восприятия пре-постмодернистских эпох приводит к неизменному разложению системы ценностей в индивидуальном или общественном сознании. Любой клеврет нынешней эпохи прекрасно осознает этот факт и зачастую им пользуется. Инвариантный ответ на данный вопрос получить сложно, но, зачастую, все упирается в страх потери способности получать удовольствия и радость от жизни, который для удобства можно назвать ангедофобией.
Постмодерн по своей сути является строго координированной системой идейно насыщенных образов, взятых из предыдущих эпох. Если рассматривать посттекстуальную парадигму выражения, то перед нами появляется выбор: либо принять модернизм, либо сделать вывод, что эгрегорная идентичность, по иронии судьбы, имеет объективную ценность, учитывая, что предпосылка капиталистической самосублимации действительна. Если диалектический постмодернизм (а он может быть лишь только диалектическим) держится на плаву, то мы должны выбирать между неотекстуальными конструктивными теориями и посттекстовым эфемерным социализмом.
Любой объект премодерна интерполируется в модернизм, который включает язык как основу мышления. Потому можно использовать термин «посткапиталистический текст», чтобы обозначить бесполезность и, в конечном счете, актуализировать жанр неокультурного общества. Обилие дискурсов относительно не повествования как такового, но постнаративных соображений есть суть постмодернисткого дискурса. Поэтому характерная тема работ модернистов это бессмысленность и, следовательно, фатальный недостаток семиотической правды.
«Сексуальная идентичность мертва», – говорит Лакан; однако, согласно Хамфри, не столько сексуальная идентичность мертва, сколько выводится новая парадигма и последующий застой сексуальной идентичности. Неотекстуальная конструктивная теория утверждает, что сексуальность способна к намерению. В том и смысл, если ведется неосемантистский дискурс, традиционализм в сфере сексуальных отношений расширяет возможности постмодернисткого восприятия. Если капиталистическая сублимация имеет место, то мы должны выбрать между неотекстуальной
конструктивной теорией и субкультурной парадигмой повествования. Однако в
я считаю концептуальную теорию прежде всего прерогативой Небес, оставляя для земли возможность анализировать модерн.
Если рассматривать текстовое повествование, то перед ним стоит очередной выбор: либо принять премемантическую теорию, либо заключить, что нарративность имеет внутренний смысл. Таким образом, предпосылка текстового феминизма как борьбы за равенство мужчины и женщины (без пропаганды матриархата) считает, что контекст происходит от общения. Количество дискурсов, касающихся общей почвы между сексуальной идентичностью и правдой может быть раскрыты лишь после дальнейшего изучения нашей эпохи – эпохи постмодерна. Поэтому субъект интерполируется в текстовый феминизм, который включает правду в целом. В «Острове накануне» Умберто Эко анализирует культурную парадигма дискурса; Однако в «Розе» он отрицает предземную теорию.
Бетон
Сосиски, сыр и бич-пакет:
Вот мой недельный рацион.
Да, что-то сиздилл, что-то – нет.
Уж лучше красть, чем есть бетон.
Бетон – не вкусный, уверяю,
А коль засох – совсем беда.
Всегда бетоном измеряю,
Что есть отрава, что – еда.
Коль что-то твердое на ощупь
И зубы точит только так:
Не ешь ты это, старый отче,
Не ешь, слепой ты, блять, мудак.
Пусть будет рядом старый друг.
Убей поэта
Поэтом всякий может быть,
А вот писателем не каждый:
Там нужно знания любить,
А не пиздеть, какой ты важный.
Поэты нахрен не нужны,
Они зазря живут средь нас.
Поэтом всякий может быть…
Убей поэта, вырви глаз!
Убитый
Убитый тихо завидует
Искренним детским слезам.
Распятый на дикой скважине
Всю кровь отдает богам.
Стопка портретов мертвых,
Пачка газет в крови.
Видишь: я вовсе не плачу,
И ты, малыш, не реви.
Антракт
Когда ты будешь вновь стучать
По веткам стареньких