Командир охраны изумлённо поднял бровь, с сомнением взглянул на Мещанова и лишь затем направился к полицейским.
– Эй, не так быстро! – сразу же остудил его комиссар. – Для начала сдайте оружие!
Монблан, не прекращая идти, через плечо взглянул на Мещанова.
– Да, Эрик, – утвердительно кивнул тот, – оставь револьвер. Так будет лучше для всех.
– Нет-нет, – снова возразил назойливый комиссар, – я имел в виду трость! Что я, по-вашему, не знаю, как он с ней управляется? А револьверчик можете оставить себе. В стрельбе против полицейского у вас нет никаких шансов.
В ответ на это Монблан лишь смерил комиссара насмешливым взглядом, затем посмотрел на Банвиля, словно на клопа, и лишь после этого элегантно и изящно прислонил к стене тростниковую трость.
– Вот и отлично, – довольно кивнул Мещанов, которому, похоже, весьма надоели все эти никчёмные излияния беспутной бравады. – А теперь, если вопрос решён, вас, господа, проводят к выходу, а мы с мсье историком пройдём в мой кабинет.
Никто не возражал.
Спустя пару минут Дариора уже вели по темному холлу шато Варао. Атмосфера, надо сказать, здесь была довольно эксцентричная. Плохое масляное освещение и туго занавешенные окна погружали помещение в лёгкий таинственный полумрак. Вдоль стен, словно могучие стражи, возвышались чучела гигантских медведей, волков и оленей – память о славных днях охоты. А ещё то тут то там попадались разнообразные произведения изобразительного искусства. Трудно было определить, кто стоит в затемнённом углу: точно изготовленная скульптура или искусно притаившийся телохранитель Мещанова. Но больше всего изумляло разнообразие и количество диковинных фресок, со вкусом и явным энтузиазмом размещённых вдоль потолка и стен. Сразу становилось понятно, что, помимо зарубежных специалистов, здесь присутствуют и работы русских мастеров дореволюционного стиля. И если историка не обманывали глаза, все экспонаты, несомненно, являлись подлинниками. Видимо, Мещанов и впрямь немало вывез из рушащейся империи, воспользовавшись кавардаком, лютой неразберихой и кровопролитием.
Но вот конвой приблизился к массивной дубовой двери, приютившейся в разъёме под лестницей. Если бы её не показали, Дариор никогда бы и не заметил. Да и вообще, трудно себе представить, что в таком закутке мог находиться кабинет столь влиятельного человека. Вместо ключа Мещанов приложил к замочной скважине свой перстень. Послышался протяжный скрип – и перед глазами Дариора предстал кабинет знаменитого железнодорожника. Ни великолепием, ни нарядностью он, прямо сказать, не отличался. Там не было ни одного предмета роскоши и других богатств, которые так ожидал увидеть историк. Кроме весьма скромного рабочего стола, кожаного кресла, стопки бумаг и пишущей машины «Ундервуд», здесь, в общем-то, ничего не наблюдалось. Прямо приют странствующего паломника.
– Вы,