Футуризм и безумие (сборник). Александр Закржевский

жалящем и очищающем огне, который делает из литературы мистерию, действо, литургию, жизнь… Северянин – первая ласточка грядущей весны, в нем воскресло давно уснувшее русское творчество, творчество дерзновенное, разрушающее устои, творчество переустройства и поворота, и в нем слабый отзвук далеких, грядущих труб Страшного Суда над скопческой, мертвой и угасающей литературой. Но все же в Северянине для меня важен лишь дух, а не тело творчества, возможности, а не достижения, устремления и порывы, a не то, что он успел сказать… В нем незримо присутствует сила бурного потока, но не в нем она разразится грозой и огненным дождем гибели…

      Что же такое Игорь Северянин? Это поэт божьей милостью, поэт талантливый, но и только, и он и не думал кончать с прошлым литературы, как этого хотят и добиваются футуристы, наоборот – это прошлое в нем, он им питается, он из него многое заимствует, более того, это презираемое футуристами и ненавистное прошлое – превозносится и восхваляется Северяниным в лице таких почтенных и довольно обветшалых стариков, как Фофанов и Мирра Лохвицкая. Последние даже считаются Северяниным, по мало понятной причине, предтечами футуризма… Кроме них расцвели в Северянине достаточно ярко Бальмонт и Брюсов, первый в особенности. В поэзии И. Северянина много бальмонтовского, та же восторженная влюбленность в солнце, та же беззаботность поэта порхающего с цветка на цветок, ничего близко не принимающего к сердцу и ни над чем глубоко не задумывающегося, и о себе, как Бальмонт, Северянин может сказать: «хорошо мне, я поэт», «я ведь только облачко, – видите, плыву!». Его признание и в этом отношении слишком даже напоминает Бальмонта:

      В моей душе восходит солнце,

      Гоня невзгодную зиму.

      В экстазе идолопоклонца

      Молюсь таланту своему.

      В его лучах легко и просто

      Вступаю в жизнь, как в листный сад.

      Я улыбаюсь, как подросток,

      Приемлю все, всему я рад.

      Ах, для меня, для беззаконца,

      Один действителен закон —

      В моей душе восходит солнце,

      И я лучиться обречен![29]

      Кто помнит бальмонтовское: «я в этот мир пришел, чтобы видеть солнце» – тому это признание Северянина скажет, что перед ним поэт бальмонтовского типа, поэт такой же сквозной, лёгкий, порхающий и облачный, как и Бальмонт, a футуризма тут собственно очень мало, и если есть он, то выражается слишком скудно и слабо… В И. Северянине много сквозного золота, много воздушности и той грациозной изнеженной легкости, которая свойственна французским поэтам, он даже не плывет, как Бальмонт, он ритмично несется ввысь, как излюбленный им аэроплан, его речь небрежно – утонченна, чуть-чуть сладка, местами пряно-насыщенна, и он весь сиреневый, сирень в нем постоянно дышит и сквозит, сирень в нем – лиловый символ весны и майской влюбленности, он кокетлив и нежен, как женщина, – и в этом он изменил антифеминизму своей школы… Его