Этот прелестный пейзаж возбуждал в греке воспоминания детства. Эта долина была прекрасна, как его родина, Греция; туда он вернется, если боги захотят прекратить его отчаянные скитания по свету.
Пройдя более часа по направлению к городу, он достиг бесчисленных построек Акрополя. При повороте дороги он заметил, что люди останавливаются перед широким каменным алтарем, на котором разворачивала свои кольца из голубого мрамора громадная змея. Крестьяне клали перед неподвижным пресмыкающимся с узкой головой и открытой ядовитой пастью, хотевшей, казалось, проглотить их, цветы и кружки с молоком. На этом самом месте змея ужалила несчастного Закинфа, когда он с похищенными в Героне быками возвращался в Грецию; около его тела, сожженного на высоте Акрополя, вырос город. Народ поклонялся змее, как одному из основателей их родины, и с ласковыми словами приносил ей дары, неизвестно куда потом исчезавшие. Последнее давало повод верить, что змея оживала в темноте и что в бурные ночи далеко слышен был ее свист.
При приближении к Сагунту по сторонам дороги возвышались гробницы с надписями, привлекавшими внимание проходящих. За ними раскинулись сады дач, окруженные заборами, через которые перевешивались ветки фруктовых деревьев. Рабы смотрели за детьми, обнаженными и с явным греческим типом, игравшими и боровшимися между собой. У калитки одного из садов толстый старик смотрел на снующую бедноту холодным взором разбогатевшего торговца. На террасе одной виллы Актеон заметил афинскую прическу крашенных в золото волос и около нее опахало из разноцветных перьев азиатских птиц. Это была одна из дач, принадлежавших покинувшим дела богатым негоциантам.
Приближаясь к реке Бетис-Перкес, отделявшей город от полей, грек увидел перед собой девушку, почти ребенка, с целым стадом коз. Гибкая, стройная, худенькая, с темной бархатной кожей, она казалась бы мальчиком, если бы ее короткая, с разрезом на боку туника не открывала нежную округленность груди, похожую на бутон распускающегося цветка. Ее черные, влажные, большие глаза освещали таинственным блеском лицо, между ее красными, сухими от ветра губами блестели белые, сильные и ровные зубы. Волосы, приподнятые с затылка, она украсила гирляндой из маков, собранных во ржи. Она несла на плече без всякого усилия тяжелую сеть, полную кружков белого сыра, свежего, не потерявшего еще запах пахтанья, а свободной рукой ласкала белую шерсть рогатой козы, ее любимицы, прижимавшейся к ее ногам и позванивавшей своим колокольчиком.
Актеон залюбовался этой девушкой, молодость которой превозмогала усталость тяжелого труда. Ее гибкость и стройность напомнили ему танагрские фигурки на столах афинских гетер и надменную юность канефор, изображенных на греческих вазах.
Девочка несколько раз взглянула на него и наконец улыбнулась, показывая