Замысловатая золотая эмблема Маунтбрайерз, с орлиными крыльями и девизом на латыни «Veritas Liberabit Vos» («Да освободит вас истина!»), украшает не только все наборы для физкультуры и блейзеры студентов, но и местные транспортные средства, и даже мусорные баки на территории. Да уж, возможности лишний раз себя прорекламировать и отделить своих учеников от всех прочих людей в Маунтбрайерз точно не упускали никогда. В Финчбери и его окрестностях эмблема академии считалась знаком привилегированности. И не то чтобы щедрые родители, оплачивавшие пребывание здесь своих отпрысков, возражали; пиар-кампания была рассчитана с учетом их нездорового самолюбия и стремления к престижу, так что недостатка финансирования фонд академии Маунтбрайерз не знал никогда.
Прошли те дни, когда поступить сюда можно было по рекомендации одного из выпускников и результатам сдачи сложнейшего вступительного экзамена; дни, когда представители многих влиятельных семей с волнением ожидали прибытия заветного конверта с эмблемой академии, от содержимого которого зависело будущее их отпрысков.
Теперь все было совсем по-другому. Если у ваших родителей имеется в наличии достаточная денежная сумма, то и вы можете оказаться здесь и щеголять в фирменной футболке для регби, которая обычно стоит всего четырнадцать фунтов, но в магазине академии Маунтбрайерз продается за сорок фунтов.
Но еще более шокирующим новшеством многим бывшим ученикам академии представляется то, что теперь на территорию ее допускается всякая особь женского пола. Маунтбрайерз стал пристанищем для потомства отчаянно нуждающихся в новом социальном статусе нуворишей, детишек олигархов, облизывающихся по поводу европейских трофеев, и богатых эксцентриков, чьим достопочтенным родителям в своих обветшалых загородных домах приходилось спасаться от сырости с помощью дополнительных слоев трикотажа. Теперь все эти молодые люди терлись плечами друг о друга в здешних длинных, увешанных портретами бывших студентов коридорах и на дорожках, увитых плющом, с каждым шагом все больше понимая, насколько же им повезло.
Марк промурлыкал отрывок из любимой увертюры к «Ромео и Джульетте» Чайковского – никаких других его увертюр он больше и знать не знал. Пройдя вперед и вытащив из внутреннего кармана ножницы для ногтей, он срезал с