Баринов встал над кикиморой на колени, потом уселся ему на ноги. Напарники таким же способом зафиксировали Корышеву руки.
– Давление поползло, – предупредил Баринов и поправил тонометр на кикиморе, повернул так, чтобы экран не разбился, если руку сильно трясти будет. – Всё, ребята, работаем.
Они замерли, прижимая к полу совершенно безжизненное тело.
И тут Корышев дёрнулся. Потом ещё и ещё раз, всё чаще и чаще. Его тело напряглось и выгнулось на несколько секунд, а потом обмякло. Но дружинников не проведёшь, они своё дело знают. Парни ещё сильнее навалились на кикимору.
Корышев размеренно задышал. Вдох у него был бесшумный, а выдох сильный и хриплый, словно у тяжёлого астматика. И выдохи становились всё громче и отчаяннее, словно он хотел сбросить держащих его парней. Но он не хотел. Он пока ничего не хотел. Ему было больно, его мучили парализующие судороги по всему телу.
– Лада, ты выйди, что ли, – проговорил Баринов с досадой. – Не надо тебе на это смотреть…
Видела я это, и не раз. Ничего хорошего, мягко говоря.
Я просто отошла в сторону, присела на пол у дивана и, подтянув колени к себе, согнулась и спрятала лицо.
– А, чёрт! – сдавленно выругался Баринов. – Пульс взлетел… Дэн, я кому сказал, твою ж мать?! На дело смотри!
Через всего несколько секунд возились на полу и пыхтели уже все четверо. Корышев – высокий сильный мужик, а когда кокон сопротивляется разрыву, мышечная сила многократно возрастает и, помноженная на судороги, делает кикимору очень опасной.
Я слушала сопение ребят и мучительные стоны Корышева, и мне хотелось провалиться куда-нибудь.
– Та-а-ак, обоссался, наконец, – с облегчением отметил Баринов. – Отлично. Сейчас на спад пойдёт…
Прошла ещё пара минут, и Баринов деловито скомандовал:
– Отдыхаем немного, но не расслабляемся!
Я подняла голову.
Они посадили Корышева, завели ему руки назад, надели наручники и прислонили его к стене. Он больше не бился в конвульсиях, но дышал всё ещё с усилием. Лицо его было свекольного цвета, пот бежал струйками по щекам, по плечам, по груди. Глаза казались двумя чёрными дырками. И эти дырки смотрели прямо на меня.
Как же всё просто получается в этой жизни. Взять странного человека, который любит кофе, обжаренный на стружках апельсинового дерева, и за пять минут превратить его в едва живой обоссавшийся кусок мяса.
Корышев медленно провёл языком по губам.
– Воды хочешь? – спросил Баринов.
Кикимора медленно покачал головой.
– Как тебя зовут, помнишь?
– Я даже, как тебя зовут, помню, – сипло проговорил Корышев. – Давно не виделись, Дмитрий.
– Как себя чувствуешь?
– Только не надо делать вид, что это тебя заботит, – фыркнул Корышев с трудом.
– Штаны чистые дать?
Корышев посмотрел вниз, покривил губы и пожал