Мне казалось, что она никогда меня не любила, что она даже ненавидела. Но она так все обставляла, играла, говорила, что я запуталась окончательно. Даже не знаю, как и о чем писать и рассказывать, Татьяна. В голове у меня два образа: прекрасной и чудесной мамы, которой нужно помочь, и когда, наконец, все будет хорошо, она полюбит меня; и второй – чудовища, который выжрал всю мою жизнь. Я не могу справиться.
Мать была очень красивой женщиной. Нарцисс типа Мэрилин Монро. Красивая и сексуальная, она носила декольте, вольно вела себя и постоянно испытывала проблемы из-за мужчин и связей на работах. Про нее нехорошо мне говорили. Думаю, она много-много изменяла. Сейчас уже, когда сама выросла, это понимаю. На обед приезжали какие-то мужики с цветами, и как-то грязно смотрели на нее сальными глазами, мне было страшно, стыдно и противно. Она искренне признавалась, что делала большое количество абортов и не испытывает ничего особого по этому поводу. Однажды я случайно зашла в комнату и увидела соседа в простыне. Она, конечно, отрицает. Геннадий закрывал на все это глаза, похоже, искренне не замечал: она же восхваляла его, как самого умного. Есть видео домашнее, как она у него под носом на камеру флиртует с мужиком, танцует с ним. А Геннадий рядом, все видит и улыбается, будто так и надо. Это прекрасный пример того, что Вы говорили о внимании нарциссов. Избирательное.
Сестру она свесила на меня с рождения, мне было всего восемь лет. И до сих пор мучаюсь от этого. Это был такой невыносимый груз. Мне было тяжело ее носить, меня постоянно за нее ругали. Она плакала, болела от их издевательств. (Мать говорила, что в младенчестве хотела сбросить ее с балкона, поэтому не гуляла с ней на балконе). Я старалась защитить ее, спрятать, помочь, полюбить… Мы с ней очень любили друг друга. Но когда Геннадий ушел, сестру забрала у меня мать, чтобы быть в пику ему для всех родственников идеальной матерью. А сама калечила ребенка, как могла. А потом они вместе, вдвоем, травили меня. Боюсь, что сестра уже тоже стала нарциссом. Хотя я по-прежнему ее ощущаю, как ту маленькую девочку.
Одета я была как ребенок из детского дома, если не хуже. Мне казалось, что никто вообще мной не занимался, но изображалось куча всего! Делать я должна была невероятно много, особенно за мать. Роль у меня была такая. Когда мы делали семейную расстановку несколько лет назад, то я сказала, что ощущаю себя ее стулом. Сейчас пересматриваю фотографии и вижу, как она реально, как на стул, свешивает на меня руки. Ни на одной фотографии нет у нее к нам с сестрой эмпатии. Будто одна с предметами фотографируется, а сама красуется. Сейчас ощущаю себя еще хуже – унитазом. Она ела жизнь, переваривала, и все эти отходы в меня впихивала, а я должна была выдать ей ощущение свежести. Они называли меня дома «Глаша». Она говорила, что я так похожа на ее маму, что я ей как мама.