Хочется куда-нибудь уйти, спрятаться от видений, цепляющихся за сознание.
Словно в бреду, лечу над зловонным болотом…
Вот-вот рухну в пучину…
И тени вокруг… Мечутся как ночные птицы на фоне серого небосвода…
Страшно! И я уже окунаюсь в мерцающий фосфоресцирующими пиявками кисель. Они касаются меня и жалят, впиваются, высасывают мою плоть, бесшумно отваливаются и растворяются в ржавой болотной воде!
Потом – тишина и полный мрак.
Не видно ни зги!.. И в этой непроницаемой черноте вдруг проявляются золотистые шары, похожие на грейпфруты. Один из них быстро приближается. Вот-вот ударит меня… Или даже ударяет в лоб… И снова мрак…
А тут ещё – серый шар с мерцающими в нём чёрными точками – огромный, пульсирующий, медленно наплывает на меня. И окружающее пространство становится ощутимо вязким и серым, мерцающим и жалящим ядовитой чернотой.
Впрочем, нечто, едва различимое, в этой мутной пульсирующей пелене просматривается…
Ни черта не могу разобрать, что это вокруг меня!..
Просыпаюсь…
Ощущение такое, будто бы вчера с ребятами опростали по пузырьку – получили премию и по этому поводу расслабились. А утром я зенки раскрыл и лежу так, потолок сканирую.
Голова не болит. В желудке покой. Рядышком Светка Голубева…
Здрас-те, пан оперуполномоченный!
Размечтался, стало быть, дамский угодник!
Ну, не Светка… Не Светка… Вот блин – присосалась!
Варька Синичкина рядышком посапывает… Или эта – рыжая… Чёрт, имя не вспоминается!..
…И благодать! Никому ничего не должен. И мне тоже – никто и ничего… На работу не идти – выходной…
А ещё лучше – первый день отпуска. Холодильник ломится от еды и пива. И хорошо мне под одеялом – слов нет. И от Синичкиной пряный дурман исходит… И, конечно же, влечёт к себе…
Единственная причина, что может оттащить меня от Синичкиной – мочевой пузырь. Но и он, благодетель, не тревожит…
И всё равно – недоумение плещется в моей голове. То тревога с пиявками, то дурман от пива и женщин!..
Вот такое состояние, то усиливающееся, то ослабевающее, наполняет меня вторые сутки. И оно словно кем-то поддерживается…
Не скажу, что счастлив по самые помидоры, но кайф ловлю. Наверное, больные в психушке именно так и балдеют, после успокоительных уколов… или порошков…
Однако ударило меня, словно током от автомобильного генератора, когда Боб о родственниках упомянул…
Мама вспомнилась…
…Она долго болела. И умерла лет пять тому назад. Её могилку я навещал регулярно…
Сведения о других родных не проявляются…
Отца у меня не было. Это точно. Сбежал писаный красавец ещё до моего рождения. Мама старалась о нём не говорить. И вырос я без сурового мужского досмотра и воспитания. Хотя отец – человек без особых примет – мне как-то приснился.