Сколько времени так продолжалось, я не задумывался, нужно было вспоминать и подсчитывать, но то, что прошло много дней, это точно. Наверное, минуло не менее полутора месяцев, а может, и больше. Я потерял счет неделям, мне незачем было за ними следить. Жизнь идет и идет – пусть идет. Ничего с этим не сделать. Так или иначе, песок из колбы течет, и он будет уходить до тех пор, пока сосуд не станет пустым. Жизнь всегда направлена в эту сторону – песок убегает. Его не остановить, а часы не перевернуть полной колбой вверх. После тридцати это сознаешь особенно ясно. До тридцати лет не думаешь о скоротечности времени. Тебе кажется, что жизнь чрезмерно длинная штука, а мир неизменен: старики – всегда старики, сорокалетние – сорокалетние, а двадцатилетние вечно юны. После тридцати твое мнение на этот счет круто меняется. Ты вдруг понимаешь: скоро тебе исполнится сорок, а затем пятьдесят, так же, как теперь благополучно стукнуло тридцать два. Ворот времени безостановочно крутится. Песок убегает…
Почти неслышно, словно хранитель музея, я перемещался из комнаты в комнату. Трогал пальцами корешки трепаных книг. Курил в кухне, выдувая в потолок сизый дым, лениво разглядывал на кончике сигареты огонь, покрывавшийся серым налетом, и старался не гадать о завтрашнем дне. Когда меня начинал терзать голод, я становился к плите и стряпал что-нибудь легкое. Чаще яичницу с сыром и колбасой, еще делал салаты, жарил оладьи и дважды пек пиццу, всякий раз отмечая рост своих кулинарных способностей, потом съедал приготовленное, выносил скопившийся мусор и драил посуду.
Если мне надоедало быть в тишине, я включал магнитолу и ловил подходящую станцию. Долго слушал выпуски новостей, современную музыку и надоедливый треп неуемных ди-джеев. Когда попса меня утомляла, я ставил кассету и садился к окну разглядывать дождь. Капли падали беспрерывно, время неспешно тянулось. Печальный голос Алишии Кис истекал из динамиков надрывным «Fallin»»…
Лето в моем родном городе выдалось мозглым. Дождь лил давно. Кажется, уже около пары недель. И до этого он тоже шел, только не сильно. Обычно взбрызнет слегка, распугает прохожих, а после, пробиваясь сквозь свинцовую толщу, опять принимается светить дразнящее солнце. И так несколько раз в течение дня. Теперь же непогода утвердилась надолго и прочно. От края до края над землею повисло мутно-серое полотнище, сплетенное из несчетного числа слюдянистых нитей. Временами его резко встряхивал порывистый ветер, и тогда нити стегали по стеклам злыми хлыстами и дробно били в карнизы. Мир превратился в аквариум, населенный людьми. И порой рождалось чувство, будто находишься в Индокитае во время сезона дождей: за границей города начинается стена гибельных джунглей, а по окраинам, тут и там, разбросаны затопленные бурой водой блюдца полей.
Мне такая погода была по душе. Я любил дождь.