играет, буквально стоя у истоков образования коллектива. Правая рука переменным штрихом перебирала шесть серебряных струн чёрным медиатором, владельцем которого незадолго до того был Джек Уайт. Вокалист «Белых Полосочек» на одном из последних концертов подарил этот маленький кусочек пластмассы молодому человеку, являющемуся большим фанатом их творчества. Левая же рука бегала по грифу из полированного палисандра в попытке извлечь нужный порядок нот, ласкающий слух и одновременно заставляющий организм слушателя выплеснуть кубометр адреналина в кипящую кровь, отражающийся в музыканта криком его имени на сотню децибел где-то в сладких мечтах, внутри чертогов неспокойного сознания. Тёмно серые глаза гитариста закрывали веки, а их закрывали прямоугольные линзы очков с нейтрально красной рамой, пока последний находился в чём-то наподобие нирваны. На самом инструменте, чуть выше места установки струн в бридж на корпусе из красного дерева чёрным маркером была сделана неаккуратная надпись: «Faster than the light». Учитывая скорость, с которой одна за другой извлекались ноты под выверенные удары метронома, имя было гиперболично, но весьма оправдано. Положив гитару в чёрный кейс из крокодиловой кожи, внутри заботливо обитый белым бархатом и так приятно пахнущий ванилью, он направился к длинной полке, на которой стоял заламинированный документ с информацией об инструменте. За перечнем основных характеристик, наилучших пожеланий владельцу и девиза компании производителя, следовала подпись: «Сделано на заказ для М.Е. Братухина». Максим долго рассматривал обыкновенную бумажку, отдающую столь сильным приливом ностальгии о начале карьеры музыканта, после чего подошёл к столу молочного цвета у окна с изящно выкованными чугунными решетками, за которым произрастал молодой саженец дерева, притянувший к себе его внимание. Красота природы, пусть даже и купированной промышленным городом, всегда наталкивала на глубокие мысли людей великих и не очень, что случилось и с Максом. «А может зря я это затеял? Надо было послушать маму и стать физиком или инженером. Хотя всё равно я понимаю в высшей математике столько, сколько лабораторные крысы понимают в экспериментах над ними. Да и что бы это дало? Смысл быть тем, кем быть не хочешь? Смысл носить лживую маску и скрывать своё истинное лицо? Смысл отказываться от мечты, потому что этого хочет кто-то другой? А его просто нет! Для чего мы пишем эту песню? Для чего я пишу это соло? Для того, чтобы подать системе зеркало, и наблюдать её ужас в отражении…» – размышлял Максим, но его внутренний диалог прервал ярчайший ореол, представший перед его глазами. «Ого, а я-то думал, что закончу по-другому…» – иронично и без какого-либо сожаления сказал Макс, перед потерей сегмента памяти.
Солнце парой лучиков робко постучалось в старенькие деревянные окна исследовательской лаборатории в промышленном районе города. С невыносимым скрипом открыв дверь, на которой уже давно потрескалась и облезла краска, внутрь вошёл бледнокожий
