Глава 4
Арлин
Еще семи не было, а потому возмущала любая попытка лишить ее остатков утреннего сна, в особенности после того, как этот чертов «Форд» не давал полночи уснуть. Кто-то тряс за плечо, и, не очень-то сознавая, она каким-то инстинктом понимала, что это сын.
– Мамочка, ты не спишь?
– Не-а.
– Можно Джерри придет к нам и помоется в душе?
Она моргнула и, сощурившись, глянула на часы. Еще полчаса можно поспать. Ничто не должно было тревожить сейчас, разве что сны. Так на тебе.
– Кто такой Джерри?
– Мой приятель.
Она не знала у Тревора никаких приятелей по имени Джерри, а теперь еще и забыла, в чем состояла изначальная просьба.
– Решай сам. Я встану через полчаса.
Зарылась головой в подушку, и это было последнее, что она запомнила, пока не зазвонил будильник и она не швырнула подушку в него. Будильник ее не бесил, бесили чертов грузовик и Рики, но машина, пока стояла, натерпелась уже достаточно оскорблений, а того поблизости не было.
Несколько минут спустя, когда она поставила чашку овсянки перед сыном, какой-то совершенно чужой человек выскочил из коридора и оказался на кухне. Она уж было приготовилась завизжать, но постеснялась, возможно потому, что из всей троицы одна была ошарашена, остальные, похоже, ничуть не удивились.
На вид чужаку было по меньшей мере лет за сорок. Низенький, чисто выбрит, лысина пробивается, одет в новенькие джинсы и колом стоявшую джинсовую рубаху.
– Вы, черти веселые, кто?
Чужак мямлил с ответом, а потому заговорил Тревор:
– Это Джерри, мам. Помнишь, ты сказала, что ему можно придти и в душе помыться?
– Я это сказала?
– Ага.
– И когда я это сказала?
– Прям перед тем, как проснуться.
Меж тем Джерри никак не оправдывался и не винился, но был явно достаточно толков, чтобы понять, когда в нем не нуждаются, поскольку стал бочком пробираться к двери.
– Покорно благодарю вас, мэм, – произнес он, взявшись за дверную ручку. А Тревор, мальчишка, ни черта лучше не придумал, как спросить, не нужны ли Джерри деньги, чтоб купить билет на автобус. Чужак вытянул руку, показывая пригоршню мелочи. Монеты он выставлял, как медали или рубины, уж точно, как нечто дьявольски куда более важное, чем четвертаки с гривенниками. – Я сберег их, понимаете? Из моих денег на одежду.
И Тревор сказал:
– Надеюсь, ты получишь работу. – А уже после того, как за чужаком закрылась дверь, Тревор взглянул на Арлин, словно бы ничего только что не произошло, и произнес: – Ты знаешь, что у тебя рот разинулся?
Но когда он увидел выражение лица матери, то склонился над горячей овсянкой и принялся сосредоточенно размешивать в ней сахар.
– Тревор, черти веселые, кто это был?
– Я ж сказал тебе. Джерри.
– Кто, черти веселые, такой Джерри?
– Мой приятель.
– Я не говорила, что он может приходить сюда и размываться себе под душем.
– А