Они оба никак себя не выдавали.
Да нет же, никак не соглашался я, у него же болел зуб, это же ни на что не похоже!
«Вот именно», – как бы издевался молчаливый взгляд Тараса. Кое-что он успел мне о ней рассказать, потому как слышал от своих друзей ещё раньше. По словам Тараса выходило, что особа она известная, прославленная своими способностями, мастерица в этом деле знатная, даже прозвище себе заработала: «швейная машинка».
– Это как? – не понял я.
– Долбится как швейная машинка.
Это просто «цванцих» какой-то! С оттопыренной губой, заплывшим глазом… Ну как не захотеть такого красавчика! Любовь зла, полюбишь и… В голове никак не укладывается. Это было до лезвия или после?.. Хотя бы догадались не взламывать дверь, – кто-то сказал, что видел его внизу, в магазине, с раздутой щекой. Хорошо ещё, что Юля при этом не присутствовала, – как бы это выглядело тогда, а? Тоже стучала бы в дверь, кричала: «Шипа! Шипа!», а ей не открывали… Безобразие. Мрак.
Есть, наверное, какое-то свойство в мужском организме, которое привлекает женщин, на уровне запаха, осанки, движений, жестов, тембра голоса, когда всё вдруг совпадает и ничего с этим поделать нельзя, – неосязаемый контур приобретает физические очертания, в достоинствах которых хочется убедиться.
Я вспомнил Берлин, нашу вечернюю прогулку по Унтер-ден-Линден; мы выходили с какой-то площади, преобразованной в Луна-парк, – сочными гроздьями свисали разноцветные гирлянды лампочек, вертелась карусель, шары сбивали кегли, дымились сосиски с горчицей; без пива не обошлось, без музыки тоже, она гремела повсюду заводным ритмом, группа «Депеш Мод», песня «Enjoy the Silence»… Стёпа задержался у крайнего лотка, разглядывая витрину, даже наклонился из-за своей природной близорукости. И вдруг принял на себя седока, – сзади, из людского потока, с радостным криком: «Дитер!» на него запрыгнула девушка; она обхватила Стёпу руками, повисла, потом спрыгнула; ошарашенный, он обернулся; она смущённо прыснула в подставленные ладони и быстро исчезла в толпе. Наши, кто стали свидетелями этому казусу, рассмеялись. Сам Дитер-Стёпа так, кажется, до конца ничего не понял. Я тогда естественно подумал, что немка просто-напросто обозналась, но теперь рассудил иначе: нет, она в нём что-то почувствовала и не смогла устоять перед мимолётным порывом.
На следующий день Стёпа попал в историю с зубом. Мимо нашего номера проходила Лида; она вспомнила, что Стёпу вчера вечером звали иначе, и спросила у Тараса: «Как там наш Дитер?» – «Дитер болен», – ответил находчивый Тарас.
Стёпе зуб не мешал. Он ему обострял чувства. Ему мешали мы – своим назойливым желанием спасти. Он потом подтвердил мне, что почти так всё и было, как рассказывал Тарас. Подробности меня уже не интересовали. Мне было неловко. Это не моё приключение, я даже не уверен в том, приключение ли это, но я о нём знаю и, значит, тоже участвую.
Ночью мне приснилась одинокая швейная машинка. Настоящая. Кажется, у бабушки такая была. Фирмы «Зингер». Она стояла