– Ну, прям Иисусик! Господи, прости! Кузьмич, глянь!
– Да я смотрю.
Кузьмич подошёл поближе к молодому мужчине. Вид у него был, прямо скажем, бледный. Одежда, волосы, руки замазаны грязью. На голове внушительная шишка с кровоподтёком. Лицо тоже в грязи, но под грязью – печать бледнолицего городского жителя.
– Городской, – сказал Иван Кузьмич голосом опытного следователя.
– Да и я смотрю, – поддакнул Степан Семёнович.
– Ты чей? Откуда родом? – спросил Иван Кузьмич у Андрея.
Парень медленно открыл глаза и сказал:
– Ничей.
– Я ж тебе говорил, Кузьмич, не помнит он ничего.
– Подожди, – одёрнул его Иван, – хорошо, ничей. Где живёшь?
Глаза парня медленно закрылись:
– Нигде. Не помню.
– Вообще, на преступника он не похож, – продолжал Кузьмич, – хотя, кто его знает, какой он из себя, сегодняшний преступник.
– Это всё философия, Кузьмич, преступник, он и есть преступник. У него скулы пошире должны быть, и пальцы покороче, и в лице что-то бегающее, – продолжал Семёныч голосом напарника много лет работающего с другим следователем в связке. А потом добавил, – мы его не кормили. Сколько не кормлен, не знаю.
– А как звать тебя? Есть хочешь?
– Не знаю. Хочу.
– Вот дела… Нам же как-то назвать тебя надо. Парень, тебя назвать?
– Назовите.
– Посовещавшись, Кузьмич и Семёныч остановились на двух простых именах: Фёдор и Борис, хотя Бориса выложили с заминкой, так как уж больно много деревенских козлов носили это имя.
– Ты сам как хочешь называться, Фёдором или Борисом, какое имя больше подходит тебе?
– Фёдор.
– Вот и хорошо. Пойдём ка во двор. Там мы тебя попробуем искупать…
Не дослушав фразу Ивана Кузьмича, новоиспечённый Фёдор, бывший Андрей, сполз со скамейки и на четвереньках отправился к воротам.
– Братец, ты что, ходить не умеешь?
– Не знаю.
– А пробовал? Ходить пробовал?
– Не пробовал.
– Так попробуй. Мы тебе поможем, коли впервой. А ну, Семёныч, подсоби.
Странную картину иногда можно увидеть где-то в далёкой деревне. Двое пожилых мужчин поднимают с колен молодого. Он встаёт и падает. Мужчины опять поднимают его, подпирают с двух сторон и втроём они долго стоят на дороге. Встречный ветер мешает сделать им единственный первый шаг.
– Давай, Фёдор, – против ветра пойдём, – оно даже легче против ветра, по ветру и дурак сможет. Это всё равно, как против течения идти. Не река тебя несёт, а сам ты идёшь по жизни. Делай шаг. Представляй впереди яичницу с белым хлебом, чтобы легче было шагнуть.
– Кузьмич! Он что, животное какое, что перед ним яичницей машешь?
– Постой,