– мифологизация сознания…
– слияние эскапистских и идеологических функций…
– насаждение духа конформизма…
– отказ от рационального начала… эксплуатация эмоций и инстинктов подсознательной сферы…
– присвоение себе мнимо компенсирующих функций, имеющих своей конечной целью отвлечение масс от социальной активности…
– создание стандартно-упрошенной «версии жизни»…
– культивирование идолопоклонства…251»
Перечисляя эти признаки, автор категорически не желает замечать, что большинство из них (если не все) характеризуют и советскую культуру – с тем отличием, что, допустим, «отказ от рационального начала» и «насаждение конформизма» в советской массовой культуре обычно вуалировались «ритуальными идеологическими заклинаниями» и апелляциями к идеалам марксизма-ленинизма, а «культивирование идолопоклонства» в СССР процветало с первых лет советской власти («герои в Советском Союзе всегда призваны выполнять широкую просветительскую задачу252») – и завершилось почти комедийным к своему финалу культом личности Л. И. Брежнева.
Приведенные выше примеры, как представляется, достаточно убедительно доказывают, что позднесоветская культура 1960-х – 1980-х годов была именно массовой культурой, и отрицание этого факта государственной пропагандой и советской наукой не соответствовало опыту повседневности советского человека. Общество потребления, сложившееся в СССР, продолжало существовать вплоть до распада страны (даже печально знаменитый дефицит был в известной степени логическим следствием формирования такого общества) и генерировало на протяжении своей эволюции «типовые» артефакты массовой культуры, будь то массовый внутренний туризм, профессионализация спорта и превращение его из персонального хобби в зрелище или развитие формул массовой литературы. Конечно, эти артефакты имели сугубо отечественную специфику, проистекавшую не только из идеологического контекста, но и из предшествующего культурного опыта, который сталкивался с новыми социально-экономическими реалиями (так, советская массовая литература складывалась в традиционно литературоцентричном обществе, подпадая одновременно под действие правил, если воспользоваться формулировкой А. М. Горького, «мира чистогана», когда книга – не просто литературное произведение и «властительница дум», но и товар, наделенный как символической, так и материальной ценностью, неравной ее стоимости в магазине253), однако в целом советская массовая культура развивалась в том же