И он был абсолютно прав, когда речь шла о людях, ушедших в мир иной. Тогда у оставшихся провожающих портилось настроение. И они испытывали горе от потери дорогих людей, поэтому не жалели денег, отдавая последние почести…. Похоронные музыкальные коллективы пользовались большой симпатией у оставшихся в живых! Работы было много! По три-четыре выхода в день. Из этого заметим следующее: денежку ребята имели. Дисциплина в команде – строгая. Ребята – лихие, бывалые. И весёлые! Даже, скажу вам, удивительно: как у них не портились характер и пищеварение от этих скорбных картин и беготни по кладбищам?! И в снег, и в зной годами шлялись между надгробий с дудками в руках.
Военные музыканты культивировали такую фишку: самый молодой оркестрант должен был подойти к ящику и поцеловать усопшего в губы. Иначе денег не дадут.
Конечно, разные грустные речи говорили на траурных митингах! Бывало, на траурной церемонии провожающие и ляпнут что-нибудь весёленькое, типа:
– Спи спокойно, дорогой товарищ! Ты это заслужил…
Или родные и близкие захлопают в ладошки, пережрав с горя водки. Нет, не сразу, а после слов распорядителя:
– Траурный митинг считаю открытым, – и бурные аплодисменты в ответ!
Рассказывают, одна старушка всё ходила и канючила:
– Уж вы сыграйте, ребята, постарайтесь от всего сердца….
– Не переживай, бабка! Так сыграем – покойник не нарадуется!.. Послушай, бабуля, а усопший нам ничего не передавал – ну, там, денежки и немножко водочки с закуской?..
ЕВРОПА. МЫ. ОНИ.
В Берлине на улицах – очень даже нескучно. Есть где порезвиться, есть где отвести душу, есть чему изумиться. Люди вокруг разные, интересные, весёлые. Глаза смеются, все говорят громко, на разный лад. Кричат, свистят, руками машут, орут в дурацкие мобильники. Ездят на самокатах, едят на ходу китайскую лапшу, вытирают пальцы об голову, об волосы. Один трюкач недавно на велике ехал. Без рук. Нет, руки у него были, но они были заняты: в одной – тарелка с супом, во второй – пластмассовая ложка. Мчится, довольный, черпает похлёбку ложкой, на ходу сёрбает, чавкает, лакает. И мы тут же, где-то рядом, со своей нежной музыкой. Без нас разных диковин и штуковин хватает! На каждом углу, на каждой площади.
Вот, например, очень модный, известный в Германии актёр. В цилиндре и фраке. Он читает отрывки из немецкой классики – Шиллер, Гёте и всё такое. Читает грандиозно!
Или, к примеру, такой невероятный жанр искусства: хаотично стоят разнообразные статуи, размалёванные серебряной краской от ушей до пяток. Тщедушные и грузные, весьма сомнительного вида. Вот они красавцы: смерть с косой и вставными железными зубами, Спартак без трусов, Гераклы там всякие, огромный медведь, символ Берлина, в толстом, лохматом плюшевом комбинезоне бурого медвежьего цвета. Грязный, потный и вонючий. В руках у медведика – красно-белый флаг Берлина. Он машет им из стороны в сторону, норовит зацепить по башке какую-нибудь потерявшуюся туристку. Разные шуты, какие-то полоумные ангелы, черти, бабочка из Белоруссии с огромными, двухметровыми марлевыми крыльями. Еле ползает – куда уж ей по небу летать,