Ирония заключалась в том, что на определенном этапе экспансионизм более не умножал мощь России, но привел ее к упадку. В 1849 году Россия всеми считалась сильнейшей страной Европы. Через 70 лет династия рухнула, и она временно выбыла из числа великих держав. В промежутке между 1848 и 1914 годом Россия была вовлечена в более чем шесть войн (помимо колониальных), намного больше, чем любая другая великая держава. В каждом из этих конфликтов, за исключением интервенции в Венгрию в 1849 году, финансово-политические потери России намного превышали ожидаемые выгоды. Хотя каждый из этих конфликтов собирал свою дань, Россия продолжала отождествлять свой статус великой державы с территориальной экспансией; она страстно желала все больше земель, которые ей не были нужны и которые она не могла освоить. Ближайший советник царя Николая II Сергей Витте обещал ему, что «с берегов Тихого океана и с вершин Гималаев Россия будет господствовать не только в делах Азии, но также и Европы»[229]. Экономическое и социально-политическое развитие принесло бы гораздо больше пользы для статуса великой державы в индустриальный век, чем превращение Болгарии в сателлита или установление протектората в Корее.
Немногие из русских руководителей, например Горчаков, были достаточно мудры, чтобы осознать, что для России «расширение территории это расширение слабости»[230], но их точка зрения ни в коем разе не была способна умерить российскую манию относительно новых завоеваний. В итоге коммунистическая империя развалилась по тем же причинам, что и царская. Советскому Союзу было бы гораздо лучше оставаться в пределах границ, сложившихся после Второй мировой войны, а с другими странами установить отношения так называемой «спутниковой орбиты», наподобие тех, которые он поддерживал с Финляндией.
Когда два колосса – мощная, безудержная Германия и огромная, неугомонная Россия – сталкиваются друг с другом в самом центре континента, конфликт становится вероятным, независимо от того, что Германии нечего приобретать от войны с Россией, а Россия может потерять все в войне с Германией. В силу этого мир в Европе зависел от одной-единственной страны, которая на протяжении всего XIX века играла роль балансира так умело, проявляя при этом такую умеренность.
В 1890 году термин «блестящая изоляция» все еще являлся точной характеристикой британской внешней политики. Британские подданные с гордостью называли свою страну «маховиком» Европы, вес которого не давал возможности ни одной из коалиций континентальных держав стать господствующей. Участие в альянсах было традиционно почти так же неприемлемо для британских государственных деятелей, как