– А закусить дашь? – спросил Водяра. – Али опять красный кукиш сунешь под нос?
– И закусить дам! – ответил Петр Ефимович. – Гляди, не подавись токмо, когда дармовой хлеб жрать станешь.
Водяра зажмурился и отошел от стола.
– Хрен редьки не слаще…
Водянкин повернулся лицом к народу, поклонился землякам в пояс:
– Народ честной! Так записываться в «Безбожника» али ишшо повременить?
– Пишись! Чё терять? Тузик в будке да голод с пробудки… Хуже, авось, не станет! – послышались голоса посадских соседей.
– А Тузик?.. Он «за» али «против»? Тузик! Тузик! К ноге!
Верный Тузик лохматым клубком кинулся под ноги хозяина.
– Тю-ю!.. – удивился Васька Разуваев. – Та пес не в тебя, Венька!.. Молчун у тебя пёс твой! Не брешеть, как ты!..
– У него силов брехать нетути, как и хозяин с прошлой Пасхи не жрамши!.. – отозвался кузнец Ванька Сыдорук, подтягивая на худом животе вечно сползавшие портки.
Никто из будущих «безбожников» не засмеялся: над «голодной» правдой в Слободе смеяться было не принято.
Петр Ефимович обмакнул перо в пузырек с чернилами, зажал в огромный кулачище школьную ручку, капнув кляксой на амбарную книгу, заматюкался:
– Ну, харя твоя немытая… Входи в историю! Потом внуки о тебе сказки будут слагать…
Водяра опешил от таких неожиданных слов, снова отступил от амбарной книги с уже проставленными в ней номерами слободчан – будущих «безбожников».
– Я буду першим! – вдруг вывалился из толпы Васька Разуваев. – Мне и моей семье тоже терять нечего…
– У нас и Тузика нету!… – поддержала мужа жена, скандальная баба, прозванная слободчанами Гандониха. (В те годы мало кто в Слободе толком знал, что это слово обозначает. Васька Разуваев, служивший в свое время матросом на эсминце «Быстрый», привез в родную Слободу несколько презервативов. Противозачаточные средства в быту слободчан так и не прижились. Но Васькины «гандоны» народ запомнил – Разуваев показывал «резиновую защиту» всем от мала до велика. И даже надул два больших белых шара, которые полдня летали над Слободой, потом зацепились за ветки деревьих и лопнули. В честь этих белых шаров и прозвали жену Разуваева Гандонихой. Помню, как опростоволосился их внук, учившийся со мной в одном классе, когда сказал Шумилову на уроке истории, что в Венеции «все плавают на гандонах». На что директор вполне серьезно ответил мальчику: «На гандонах не плавают, а летают»).
– Молчи, Гандониха! – испугался конкуренции Водяра. – В чужих руках хрен завсегда толще кажется!.. Самозванцам встать в строй!
Венька, опережая других любителей «халявы», поставил свою подпись в амбарной книге учета «безбожников».
– То палочку, то галочку, то крестик… – недовольно бурчал Водяра. – Потсавлю лучше-ка я подпись…
И поставил жирную кляксу от напряженности и ответственности исторического момента.
– Вот