Разоблаченная Изида. С комментариями. Том 2. Елена Блаватская

до конца прошлого столетия, – мы обратимся к не знающим устали трудам честного и храброго защитника древней веры, Томаса Тэйлора. Как бы много возражений его «ошибочным толкованиям» ни находила догматическая греческая ученость, память о нем должна быть дорога каждому истинному почитателю Платона, который больше стремится к постижению внутренней мысли великого философа, чем обращает внимание на чисто внешний механизм его трудов. Более скрупулезный переводчик мог бы передать нам в более правильной фразеологии слова Платона, но Тэйлор показывает нам смысл Платона, и это больше того, что можно сказать о Зеллере, Джовитте и их предшественниках[200]. И еще, как пишет профессор А. Уайлдер:

      «Труды Тэйлора получили одобрение со стороны людей, способных к углубленному в труднопонимаемые темы мышлению; и надо признать, что он был наделен высшим даром – даром интуитивного восприятия внутреннего смысла рассматриваемых им предметов. Другие могли больше знать греческий язык, но он больше знал Платона»[201].

      Христианский символизм, происшедший от фаллического культа

      Тэйлор посвятил всю свою полезную жизнь поискам таких старинных рукописей, которые дали бы ему возможность выработать свои собственные взгляды по поводу нескольких неясных ритуалов в мистериях, подтвержденных со стороны авторов, которые сами прошли посвящения. С полным доверием к утверждениям различных классических писателей мы говорим, что, каким бы смешным и, может быть, распущенным ни казался в некоторых случаях древний культ современным критикам, – он не должен казаться таковым христианам. В течение Средних веков и даже позднее они ввели у себя почти то же самое без понимания тайного смысла этих ритуалов и вполне удовлетворились неясными и скорее фантастическими истолкованиями их со стороны своего духовенства, которое использовало внешнюю форму [этих ритуалов] и исказило внутреннее значение.

      Мы готовы вполне справедливо допустить, что прошли века с тех пор, как большинство христианского духовенства – которому не разрешается ни любопытствовать по поводу Божьих тайн, ни искать объяснений тому, что церковь однажды приняла и установила, – имело самое смутное представление о своем символизме в его как экзотерическом, так и эзотерическом значении. Но не так обстоит дело с главою церкви и ее высшими сановниками. И если мы полностью согласны с Инманом, что «трудно поверить, что духовенство, которое санкционировало опубликование таких печатных изданий[202], могло быть таким же невежественным, как и современные выполнители ритуалов», то мы совсем не собираемся поверить вместе с этим автором, что «если бы последние[203] знали действительное значение символов, всеобще применяемых Римской церковью, то они бы не приняли их».

      Устранение того, что прямо взято из древнеязыческого поклонения полу и природе, было бы равносильно разрушению всего римско-католического поклонения изображениям