По-прежнему было тихо. Гробовая тишина угнетала. Юноша хотел для храбрости запеть что-нибудь удалое, но сдержался. «Хоть бы ворон каркнул, все веселей», – с досадой подумал он.
Так ехал Иван до вечера. Лес посинел, помрачнел. Сосны и ели сдвинулись плотнее, опустились ниже колючие сучья. Но тропинка никуда не пропадала и по-прежнему вела царевича в чащу.
Вот уж совсем стемнело. Деревья стали едва различимы. Вороной растерянно фыркал и прядал ушами. И тут юноша увидел вдалеке огонек.
– Ну, милый, ну! – шепотом подбодрил Иван коня, и тот прибавил шагу.
Огонек все ближе и ближе. Да это же светится окно избушки! И даже в темноте видно, избушка не простая, а сказочная – на курьих ножках.
Слез царевич с коня и обратился к избушке по-писаному, по-ученому:
– Избушка, избушка, повернись к лесу задом, ко мне передом!
Избушка повернулась, юноша толкнул дверь и вошел.
В чисто прибранной горнице сидела на лавке старушонка и что-то штопала при багровом дымном свете лучины. Старушка была маленькая, горбатенькая. Морщинистое личико обвязано белым платочком в горох. Сарафан застиранный, полинялый. Ноги в лаптях не доставали до полу и смешно болтались.
Бабка подняла на Ивана удивленные голубенькие глазки и прошамкала беззубым ртом:
– Фу-фу-фу, нерусским духом пахнет!
– Что ты, бабушка, как раз самым что ни на есть русским, – сказал царевич и поклонился как можно учтивее.
Старушка зашмыгала носом и заулыбалась.
– Верно, касатик, верно! Русским духом пахнет. Царем пахнет. Никак ты, милок, царский сын? Иван-царевич? Верно?
– Верно! – смутился юноша. Его удивила проницательность старухи. – Я Иван Додонович. Сын славного Додона Гвидоновича. Внук Гвидона Салтановича. Правнук Салтана Еруслановича. Праправнук Еруслана Лазаревича…
– Знаю! – Бабка отложила штопку и спрыгнула с лавки. – Всех знаю! И отца твоего знаю, и деда, и прадеда, и прапрадеда. Я, касатик, на свете, почитай, шесть тысяч лет живу. Многих хороших людей знавала. Да и меня многие знают. А ты, милок, признал меня?
– Не прогневайся, бабушка, не признал. Я тебя первый раз вижу, – смутился Иван.
– Как же так, Ванюша! Я же баба Яга! Меня все знают, – всплеснула руками старушка.
Царевич еще больше смутился.
– Я, бабушка, другой тебя представлял.
– Это какой – другой? – засмеялась старушка. – Какой? С костяной ногой?
– Ага. И с железными зубами.
Яга засмеялась громче.
– Ой, не могу! Ой, держите меня! С железными зубами! Оно бы неплохо, с железными зубами. А то, вишь, у меня своих-то зубов и не осталось.
Старушка хотела показать юноше щербатый рот, но спохватилась:
– Да что же я, хрычовка старая, тебя на пороге держу! Заходи, соколик, гостем будешь. Только сапожки сними. Половики, вишь, у меня чистые, стираные. Еще наследишь. А я тебя сейчас напою, накормлю да спать уложу.
Яга захлопотала.