И все же, надо признаться, мое решение было принято не под давлением этих доводов, а в силу двух других факторов. Во-первых, собственным примером Фурман демонстрировал как нужно работать. К тому времени в своем творчестве я освоил метод «свободного философствования», мало заботясь о ссылках, подтверждающих мои предположения. Он вылечил меня методами шоковой терапии (из педагогических и цензурных соображений я не буду их воспроизводить) и собственным примером широкомасштабного освоения «азербайджанской» темы: выбрав практически все, что могли предоставить русскоязычные пресса и издательства. При этом содержательные публикации на азербайджанском языке с помощью наших переводов также стали его достоянием. Он читал издания, от которых большинство из нас презрительно отворачивалось, удивляясь и вопрошая себя, что он мог обрести из их пустопорожних страниц. А он находил, обретал и использовал! Да так, что порой рекомендовал авторам те или иные публикации, пропущенные нами из-за нашего глупого высокомерия.
Я не побоюсь сказать, что Дмитрий Фурман открыл для нас Азербайджан и заставил его полюбить в тех нюансах, о которых мы мало задумывались. И случилось это потому, что он сам любил Азербайджан – ту страну и общество, которые стали на путь независимости. Почти до конца своей жизни Дмитрий публиковал статьи по Азербайджану, каждый раз удивляя нас глубиной анализа темы, от которой он вроде бы должен был отойти – на подходе были новые книги серии, посвященные странам Балтии и Центральной Азии.
Именно его отношение к Азербайджану стало второй причиной заставившей меня приняться за тему, которую он настоятельно рекомендовал.
Думаю, благодаря ему мы не бросились из нашего советского космополитизма в дебри охватившего все постсоветские республики оголтелого национализма.
Свыше года я бесконечно переписывал статью под неустанно взирающим оком безжалостного работодателя (предполагался и был выплачен по результатам немалый по тем временам гонорар), никогда еще я не работал так долго над, в общем-то, средних размеров статьей. Он требовал ссылок, я проставил их чуть ли ни в каждом предложении, ему этого было мало, приходилось ворошить те публикации, которые ранее мной были не учтены. Он безжалостно выкидывал из статьи целые фрагменты, казавшиеся мне тогда вполне приемлемыми и содержательными, мы конфликтовали, и я часто угрожал найти более покладистого автора, а самому перекинуться на увлекавшую меня тогда проблему гендера в Азербайджане. Возражения и предложения не принимались. И вся эта работа (за исключением редких наездов Фурмана в Азербайджан) протекала посредством электронной почты.
Дмитрий взял за правило вписывать в текст моей статьи основательные дополнения, и эти фразы и целые предложения (какие там предложения – целые фрагменты), я и сегодня безошибочно нахожу в тексте книги. Я говорил, что это навязанный плагиат, он только хитро посмеивался, пока я не осознал, что точно такой же экзекуции подверглись многие авторы, правда, как думаю, в более деликатной манере. В утешение мне была рассказана история непростого сотрудничества с академиками и докторами наук, писавшими об Украине, Беларуси и Чечне. «Да, уж!» – подумал я тогда.
Как-то в очередной приезд в Азербайджан (книга в целом была завершена) Дмитрий сказал мне, что я должен стать соавтором его статьи «Азербайджанская революция», объясняя свое предложение тем, что одна из центральных статей не может быть написана «человеком со стороны», что это может вызвать ненужные кривотолки. Я поразился его тактичности, и мы договорились, что я напишу небольшой дополнительный фрагмент к статье. Помнится, я представил ему две, максимум три страницы текста, к моему удивлению, он принял их безо всяких правок. Так, в первый и последний раз я стал соавтором выдающегося российского