На протяжении последней недели я вел параллельный диалог, вернее мое тело вело диалог еще с одним. Роза выходила за мной на балкон после телесной дискуссии в спальне, в порывах доказать зачем-то кто лучше и выносливее из нас в сладострастных самоистязаниях, прижималась своей полной, увесистой грудью к моей спине, передавая мне часть тепла, рассылая его по всем концам моего наэлектризованного городом и произошедшим действом тела. Стоя так, она наблюдала за моим взглядом устремленным к каждому зажегшемуся этой ночью огню, всегда говоря как ей нравиться мой прямой профиль. Так мы стояли часами, наблюдая – она за мной, я за городом в ее объятьях – два неразделимых тела. Так мы наслаждались друг другом, она – мной, я – ей с благодарностью за то, что дает возможность наслаждаться городом. У меня был помимо романа с ней еще один – с эти каменным величием, одетым в мерцающие гирлянды. Город обнимал меня, как и Роза, будучи с противоположной стороны, глядя мне в глаза. Этот любовный треугольник создавал вокруг меня кокон тепла из телесных объятий женщины и теплого дыхания южной ночи.
В последний вечер моего свидания в теплом сумраке, когда я мог насладится моим любимым спутником, меня больше не обнимали бронзовые руки Розы, обычно скрепленные у меня чуть ниже живота. Город тогда окутала мелкая водяная пыль так, что было видно не дальше соседнего квартала. Редко трескалось небо, издавая резкий звук грома в нем, порождая в своей глубине будто взрыв звезды. Вместо света, как обычно бывало, в этот вечер меня опутывал звук. Налив в бокал горули мцване и взяв сигарету в зубы, я как и прежде вышел на балкон. Горько затянув дым с тяжелым влажным воздухом, глубоко ложащимся где-то в легких и оставшимся там после выдоха, ощутив вместе с ним тоску по ушедшему отпуску и ласкам молодой девушки из чужой страны, я думал, что предстоит долгий перелет обратно в обыденность с повторяющимися посторонними рыбьими взглядами повседневности. Если бы можно было не только запечатлеть этот треугольник в памяти, но и остаться в нем.